Арелатские проповедники V–VI вв.

. Любовь к этому сыну позвала его назад в отечество, из которого ранее его вырвала любовь небесная [10] Весь последующий рассказ об обращении Илария до середины шестой главы имеет свою параллель в житии св. Гонората (см. Sermo de vita S. Honorati, 23). Однако автор «Жития Илария» перерабатывает его и представляет в форме диалога. . Слабый телом, умом же сильный и крепкий, зачав новую поросль духовным увещанием, образуя назиданием, взращивая ее молитвами, опытный земледелец посеял святое семя [11] Пет 1:23. в превосходную почву сердца, возделанную плугом веры, и непрерывно орошал его вечными дарами молитвы и ручьями изливаемых слез. Но благородная душа [Илария], обремененная бесчисленными трудами учения, держалась за обманчивое и обманывающее счастье мира, когда ее призывали на службу Небесного Царства [12] Ср. 2 Кор 10:4: 1 Тим 1:18. . Не легким и не простым было ее обращение, поскольку влечение к настоящим благам незаметно вкралось в нее, отвлекая от плода и славы будущих благ.

Но благочестивый отец Гонорат страстно желал освободить душу, связанную благополучием мира, следующими увещаниями: «Я, сын мой, воспламененный вдохновением свыше, для того, чтобы ты получил славу вечной жизни, ради тебя был вынужден вернуться в эти места, откуда, как я твердо убежден, уже давно следовало бежать по благоразумному определению, как ты сам видишь. И тебе я намерен представить в вечное [владение] не земное, но небесное, не тленное с миром, но вечное [13] Ср. 1 Кор 9:25. со Христом, Поручителем (Sponsor) и Подателем милости. То, чему ты следуешь и к чему привязана твоя душа, смерть может похитить в любой обычный день. То же, в чем я тебя убеждаю, приуготовляет не уходящее богатство, но пребывающее, не временные удобства, но вечные, и наделяет не титулами преходящих почестей, но вечной славой ангелов. Относительно же мимолетности жизни в мире Писание пророческое считает, что ее должно сравнить с тенью, которая появляется и тут же исчезает: Дни мои, как тень, проходят [14] Ср. Пс 101:12; 143:4. . И действительно, на что ни посмотри, при ближайшем рассмотрении окажется обманчивым. Поэтому и силы телесные, и возможности, которые дает наследственное имущество, и увеличение благосостояния, даже верх всякого благополучия быстро проходят раньше, чем, давая малую радость, начнут, так или иначе, услаждать обладателя. Они, однако, более мучают привязанного к ним страхом потерять их, нежели радуют своего обладателя. Постоянно вызывающие беспокойство и ненадежные, [они исходят] из обычной хитрости врага [15] Ср. Ин8:44;2 Кор 2:11; Еф 6:11. , который дает легкую добычу, чтобы вечно держать душу в плену. Таким образом, воспламененный не человеческим чувством, но Божественным повелением (потому что не обманывает Тот, Который взывает к сердцу) [16] Ср. Евр6:18; 1 Ин 1:10. , я хочу получить от тебя жатву много более обильную, много больше, чем можно подумать, и обещаю предоставить тебе и в настоящей жизни то, о чем ты и не думаешь, и в будущей то, о чем ныне невозможно помыслить».

Но когда блаженный Иларий, обладавший исключительным искусством речи, в котором он имел силу, остротой ума, в которой он был выше прочих, источником красноречия, которым превосходил самих своих наставников, это опровергал, тогда блаженный Гонорат, видя духовным взором, что нелегко воспринимаются высшие истины (summum), обратился всей силой души к Богу. Таким образом, слезами и стенаниями он, с помощью Господа [Иисуса] Христа, снискал не только согласие отвращающегося, но и смирение и покорность. Кого не склонил он ласковым увещанием, [того] победил пламенной молитвой, распростершись пред лицом Господа17, чтобы высоко возвысить Илария, проливая реки слез, чтобы избавить его от будущих слез.

И вот в груди Илария поднимается волна нового размышления, рождаются различные замыслы противоречивых между собой намерений. И кому предлагается награда от призывающего Господа, тому тем не менее противопоставляются мирские преграды. Итак, словно призванный в качестве новобранца в небесное воинство (caelestis militiae tirocinia), он размышляет в себе так: «Занимаясь мирской наукой, мы, начиная тщательно обдумывать то, в чем нас хотят убедить, благополучно отличаем справедливое от несправедливого, полезное от неполезного. Подчас мы, лаская человеческий слух, утаиваем правду (speciem justitiae) в красоте искусной речи. И теперь, когда мне предоставляется возможность вечного спасения, когда следует обдумать вопрос об участи души и бесконечном небесном блаженстве (infinitorum caelorum securitas), как следует мне поступить? Поэтому должно исследовать со всей серьезностью то, в чем не будет ни возврата, ни места (ratio) раскаянию. Должно взвесить все это непредвзято таким образом, чтобы полезное наполнило чашу на весах справедливости. Все, чего добиваются смертные, пусть даже это желалось как нечто несравненно драгоценное, тотчас по достижении теряет свою ценность. Природа человеческая полна пороков, неумеренна в желаниях, не удовлетворяется тем, чего хочет,

Читать дальше