— Я увидел тебя из гостиной, — сказал он.
Я стала собирать бумаги. Это было очень кстати, хоть как-то заполнило возникшую после его слов неловкую паузу.
— Мне пора.
— Джоан накрывает на стол.
Я покачала головой.
— Это семейный праздник, Патрик. — Я постаралась произнести это бодрым тоном. — А мне надо поработать.
— Я провожу тебя до машины.
— А жена тебя не потеряет? — резко спросила я.
Он посмотрел на меня.
— Дженнифер? Не думаю. — Голос у него был скорее усталый, чем сердитый.
Девочка извивалась у него на руках. Бросив на меня мимолетный взгляд, она сказала:
— Пап, опусти меня. Я хочу поиграть в саду.
— Элли, это Ребекка, — представил меня дочери Патрик. — Ребекка, это моя дочка Элли.
Но девочка уже убежала: спрыгнула с его рук и нырнула под переплетенные желтые ветви живой изгороди.
— Красивая, — сказала я. Малышка и впрямь была мила.
— Живчик. — Патрик устремил на дочь полный обожания взгляд. — Ее отдали мне на выходные. Секунды на месте не сидит, правда, Элли? — Он протянул руку, и девочка, выскочив из кустов самшита, кинулась к нему.
Мы пошли по дороге к моей машине. Сельская природа в мае поражала красотой: терновник стоял в белом цвету, на деревьях распускались листочки. Я открыла машину, бросила бумаги на заднее сиденье. Элли, даже не думая о том, что на ней белое нарядное платье, радостно возилась в луже на обочине дороги. Патрик, как и его дочь, почему-то постоянно дергался.
— Я хотел позвонить тебе, но был чертовски занят, — сказал он.
— По поводу Дары?
— Дары? — недоуменно повторил он. — Нет, я подумал, что мы…
— Патрик. О, Элли. Патрик, ну куда ты смотришь?!
Я подняла голову. Дженнифер Франклин, с гримасой недовольства на красивом лице, решительно подошла к дочери и вытащила ее из лужи.
— Патрик, смотри, что стало с ее платьем! А я купила его в Париже.
Я решила, что мне пора ехать, быстро попрощалась, села в машину и укатила прочь.
Я вывалила содержимое коробки на пол. В дверь позвонили. Выглянув в окно, я увидела Тоби. Трясущейся рукой я сняла на двери цепочку.
— Вот, ехал домой и решил заглянуть. — Он в нерешительности — что было ему несвойственно — топтался на пороге. — Конечно, это наглость с моей стороны, но нам нужно кое-что обсудить.
Вслед за мной он вошел в гостиную.
— По-моему, все, что можно, мы обсудили еще в октябре, — сказала я.
— Я был идиотом. Круглым идиотом. Неудивительно, что ты на меня дуешься.
Я мысленно злорадствовала, глядя на его смущенный вид.
— Я не дуюсь, Тоби, — беспечно бросила я, убирая стопку книг с кресла, чтобы он мог сесть. — Раньше дулась, но это прошло.
— Я тебе безразличен. Это еще хуже.
Мне хотелось выплеснуть ему в лицо свою обиду, высказать все, что я не смогла сказать, когда он бросил меня. Потом я увидела его жалкий взгляд и, устыдившись своей мстительности, пошла на кухню, чтобы сварить кофе. Насыпала кофейные зерна в кофемолку, намолола кофе, налила в кофеварку кипяток, выложила на тарелку печенье. Эти простые обыденные действия успокоили меня. Я вспомнила, как мать скребла на кухне пол, когда отец возвращался из колледжа в плохом настроении, или как Джейн стирала в раковине детские вещи — вид сосредоточенный, глаза будто сапфировые осколки в оправе из камня.
Я принесла кофе в гостиную, разлила его в чашки. Черный, без сахара. Меня бесило, что я это не забыла.
— Что это вдруг тебе захотелось поговорить, Тоби? — спросила я. — Столько времени прошло. — С тех пор как мы расстались, я возвела вокруг себя стену. И не хотела, чтобы он ее разрушил.
— Я и раньше пытался, но не мог себя заставить. А чем дольше тянешь, тем труднее решиться… понимаешь, что это следовало сделать давно — несколько недель, несколько месяцев назад. Потом думал написать тебе, но это было бы трусостью. — Он посмотрел на меня. — Когда у тебя случился выкидыш, я просто растерялся. Со мной такое было впервые, понимаешь, Ребекка? Я был не в состоянии это принять, пытался делать вид, будто ничего такого не было.
Моей первой реакцией было удивление. Потом облегчение. Я всегда думала, что Тоби бросил меня, потому что я ему не подходила — не отвечала, так сказать, его требованиям. Что разрыв наших отношений произошел по моей вине. Но сейчас я поверила Тоби. Его объяснение соответствовало моим представлениям о мужчине, которого я когда-то любила. Тоби Карн был единственным ребенком в семье, родители в нем души не чаяли. Он учился в Вестминстере, окончил Кембридж, стал успешным барристером. [31] Барристер (Barrister) — высшее звание адвоката в Англии.
Вероятно, у него было все, чего он хотел, до того дня, пока я не потеряла его ребенка, покинувшего мое лоно на шесть с половиной месяцев раньше положенного срока.
Читать дальше