Андрей Шляхов - Клинический случай

В двенадцать часов Анна объявила перерыв.

Посидела немного в кабинете, втайне надеясь, что три «грации» — аутсайдеры подойдут и хотя бы спросят с глазу на глаз, что она порекомендует им почитать для умственного развития. Зря потратила время — «грациям» (все они объемами были под стать друг другу) было не до умственного развития, небось стоят сейчас на лестничной площадке, дымят прямо под грозной табличкой «не курить» и сетуют на то, какие сволочные попадаются преподавательницы. Ничего, зато будет что вспомнить, о чем рассказать дома.

В ассистентской старший лаборант Долгуновская изливала душу ассистенту Куюкиной. Дамы сидели за своими столами, обложившись папками на случай срочной имитации деятельности, если вдруг войдет шеф. И говорили не очень громко, во всяком случае так, что в коридоре их слышно не было. Анна села на диван, откинулась на спинку, запрокинула голову, прикрыла глаза и попробовала расслабиться. Под чей-то пустопорожний треп расслабляться у нее получалось прекрасно.

Долгуновская — вечная искательница приключений на свою кругленькую попку. То с каким-то бандитом роман закрутит, и он ее бешено, до синяков, ревнует, то с девятнадцатилетним студентом свяжется (потом от его матери все никак отвязаться не могла), то влюбится в испанца и соберется эмигрировать, но испанец не оправдает возложенных на него надежд… Насыщеннейшая сверх всякой меры личная жизнь, прямо хоть сериал снимай.

— …хватилась — нет кошелька. Перепугалась, а потом вспомнила, что на работе его забыла. Борисовна две тысячи взаймы попросила, я кошелек из сумки достала и убрала на автопилоте в карман халата. А когда Юрка за мной приехал, заторопилась на радостях, халат в шкаф, ветровку с сумкой в руки, да так и убежала.

— Хорошо, что не свистнули. — Куюкина, флегматичная мать-одиночка, во всем старалась искать хорошее.

— А если бы и свистнули, — Долгуновская скривилась, наморщив свой вздернутый кверху носик. — Там всего ничего денег было, две пятисотенные и мелкими рублей триста. Да что деньги, Рит, когда у меня — трагедия. Я ему говорю: «Юра, я деньги на работе оставила, дай мне на маршрутку и метро». Он дает мне четыре пятирублевые монеты и говорит: «Я тебя до метро подброшу». Представляешь?

— Все правильно, Маш. Двадцать рублей, а на метро билет девятнадцать стоит.

— Рит, ты чего?! — Долгуновская возмущенно покрутила у виска указательным пальцем. — Четыре пятирублевые монеты! Ровно на билет! Нормальный мужик дал бы хотя бы стольник! Нет — нормальный дал бы пятьсот! Может, мне сигареты купить надо или булочку захочется схомячить. А тут — ровно столько, сколько надо. Ненавижу такое жлобство!

— Может, у него тоже денег не было, Маш.

— Были! Сама видела! — Долгуновская снова подняла правую руку и развела сантиметра на три указательный палец с большим. — Вот такая пачкенция тысячных купюр! А любимой женщине — двадцать рублей монетками!

— Что просила — то и получила, — прокомментировала Анна, не открывая глаз. — Надо четко формулировать. Хочешь тысячу — так и говори.

— Да не хотела я никакой тысячи! — взвилась Долгуновская. — Хотела стрельнуть денег на проезд, а заодно узнала истинную сущность человека!

— У мужиков одна сущность, — вздохнула Куюкина. — Все они эгоисты.

— Все мы в какой-то мере эгоисты, но пределы должны же быть… Я ему подарила та-а-акую ночь, — Долгуновская зажмурилась. Покачалась на стуле и поцокала языком. — А он, скотина бесстыжая, монетки мне…

— Значит, надо было за секс заплатить, — по-прежнему не раскрывая глаз и не меняя позы, сказала Анна. — Ты, Мария Максимовна, новых эвфемизмов не изобретай, пользуйся классическим: «на булавки». Если мужчина интеллигентный, то должен понять!

— Эх вы! А еще считается, что медики — сострадательный народ. Я вам душу открыла, а вы мне туда…

— Плюнули? — предположила Анна.

Дразнить Долгуновскую было очень приятно и весело. Она обычно не лезла за словом в карман и никогда не обижалась. Но сегодня Мария Максимовна, кажется, была не в ударе.

— Хуже! — нахмурилась Долгуновская. — Только из вежливости уточнять не буду.

— Маш, а что с Юрой? — поинтересовалась Куюкина.

— Если хотя бы половина моих пожеланий сбылась, то он, я надеюсь, просит сейчас подаяние на Курском вокзале!

— Какая ты жестокая! — укоризненно ахнула Куюкина.

— Как наждачка, — добавила Анна.

— Мы расстались! Я швырнула ему в лицо его жалкие пятирублевки и ушла!