На работе, конечно, меня ждал сумасшедший дом. Вообще-то у нас всегда сумасшедший дом, я за это свою работу и люблю, но сегодня было особенно бурно. Ничего удивительного — сегодня, похоже, во всей стране неспокойно.
Но у нас в институте, как всегда, глобальный катаклизм осложнился еще и местным. Накануне вечером умер наш завхоз. Вообще-то он был не столько завхоз, сколько кагэбэшник, но институт наш маленький, людей попусту не держат, так что Егор Петрович, чтоб не получать даром зарплату, много чего делал по хозяйству. И вполне был невредный дядька.
И он вчера умер. В больнице, чин чином, я вообще-то об этом знала, мне вчера вечером сообщили, но, естественно, я напрочь забыла в утренней суете. А хоронить человека надо несмотря ни на что, и никакая революция тут не повод.
И вот мы с Марией Владимировной, моим старшим товарищем и главным переводчиком, организуем похороны. Мы звоним вдове, выясняя, что где. Заказываем автобус и цветы. Обзваниваем всех сотрудников, сообщая про кончину Егора Петровича. А понедельник, лето, все на даче. И хуже всего, что на даче председатель профкома института, который должен выделить денег на все мероприятие.
Но председатель профкома — по совместительству мой отец. Телефона на даче нет, но адрес-то мне известен. И тогда мы шлем туда телеграмму такого содержания: «Егор Петрович умер тчк Срочно приезжай зпт нужны деньги».
А в комнату все время прибегают разные люди, взбудораженные внешними событиями. И телефон орет и разрывается, стоит только трубку повесить. Это неудивительно — по Москве разъезжают танки. В какой-то момент я на институтской машине еду забирать заказанные для похорон цветы, и для того, чтобы пересечь Ленинский проспект, нам приходится пропускать на светофоре колонну БМП. Или БТР, я в них пока не разбираюсь. Яркий летний солнечный день, мы едем за цветами для похорон, стоим в пробке, перед нами едут танки, а в приемнике звучит легкая танцевальная музыка. И кто сошел с ума?
Возвращаюсь с цветами. В комнате кто-то догадался включить телевизор (до сих пор мы слушали новости по радио — «Эхо Москвы» почему-то не отключили). В телевизоре на темно-синем экране пляшут «белые лебеди» под трагическую музыку. Потрясающе. На другом канале крутят какой-то дурацкий доисторический фильм под названием «Только три дня». Уж лучше лебеди. Но вот наконец перерыв — передают «Сообщение». Я его, между прочим, первый раз слышу целиком. Лучше б не слышала. ГКЧП. Власть в стране, спасение Отечества, а всех студентов — на картошку. Почему-то меня это задевает больше всего. Я забыла, что сама уже не студентка.
Вообще-то «Сообщения» передают каждый час — нагнетают обстановку. Это мне просто раньше везло, что я их целиком не слышала. То ГКЧП, то лебеди под музыку Чайковского. Я вообще-то этот балет раньше любила. И, увы, под эти танцы все больше становится похоже на то, что свободе конец. Жалко. Институт закроют, как рассадник. Хотя нам уже будет все равно. Но телефон пока работает, связь с заграницей не нарушена, и самолеты, говорят, летают...
Рабочий день проходит так сумбурно, что больше ничего существенного из круговерти событий вычленить не удается. Но вот время к четырем, пора уходить, — а куда?
О том, чтобы ехать домой, и речи быть не может. В лучшем случае там будет бывший муж, хотя нет, и его не будет — он должен был ехать на дачу сидеть с ребенком. Смотреть на стены, не имея никакого источника информации, в такой день невозможно. Севки, подлеца, с самого утра дома нет — я весь день пыталась дозвониться. Ладно, поеду к Сашке с Лялей — от них, если что, и до Севкиного дома недалеко. Звоню, договариваюсь.
Куда еще и деваться в минуту жизни трудную, как не к друзьям. Я с четвертого курса чуть что — у них отсиживаюсь, да одна ли я такая. Живут они в Тушино, на самой окраине, квартирка крошечная, зато всем неприкаянным вроде меня место находится. А в последнее время я мотаюсь туда даже еще чаще — именно потому, что оттуда до Севки недалеко...
В метро, как обычно в час пик, толпа, и по лицам людей трудно сказать, волнуют ли их происходящие события мирового масштаба. Зато всех волнует, как половчее впихнуться в поезд. Но мне удается после пересадки в центре притиснуться к дальней стенке в угол, закрыть глаза и попытаться подумать — до «Тушинской» ехать долго.
Господи, где Севку вечно черти носят? Приехать бы сейчас к нему, он бы мне все объяснил, было бы не так страшно. Но нет. Главное, непонятно, куда девался. Въезды в Москву перекрыты, может, не сумел прорваться с дачи после выходных... И сидит там теперь среди бывшей жены, пьет чай и водку в тишине и покое, а я тут пропадай, как всегда.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу