Ирина Ратушинская: Наследники минного поля

Слабенько загорелся фонарик, но Свету он прямо ударил по глазам, и она закрылась локтем. Её потянули вниз за подол:

— Ну, не дрыгайся. Всё уже. Сядь вот на ящик. Тут не достанут, этого места никто не знает. Пить хочешь?

Оказалось, что Света страшно хотела пить. Еще когда гицели взялись за гранёные кружки, называемые почему-то бокалами, уже тогда хотела. Теперь она присосалась к темной бутылке с водой, наслаждаясь и захлебываясь.

— Эх ты, герой, с горла пить не умеешь, — посочувствовал мальчишка. — Ты верхней губой горла не касайся, это ж не соска. Во-во, щелочку оставь. Усекла?

Света благодарно кивнула. Уже и оглядеться можно было, и то, что было видно в жёлтеньком круге фонарика, ей понравилось. Ящик побольше, покрытый газетой, очевидно, изображал стол. Сама она сидела на ящике поменьше, и приятно чувствовала попой его шершавую поверхность. Мальчишка был светловолосый, в клетчатой рубашке, и на Свету смотрел с большим одобрением.

Откуда-то из недр ящика-стола он раздобыл пару подсохших бубликов и сунул один Свете. Другой разломил и подбросил кусок чёрному псу, который, оказалось, сидел тут же, у Светы под боком. Пес лязгнул, и кусок исчез прямо из воздуха.

— У, какой, — уважительно протянул мальчишка. — Как его зовут?

Света уже и удивляться была способна:

— Разве это не твой?

— Ты что? Он же с тобой бежал! Я думал, это ты его выручала. Ну ты даёшь, слушай, я все видел! Как ты дверцу — раз! А собаки — прямо брызнули! И во все стороны! А эти ушивки — как заорут, и за тобой! И кружки побросали, прямо вдребезги! А ты — как чемпион по бегу, вся вытаращенная! И пёс за тобой! Я потому и подумал, что они твоего пса поймали.

Пёс потерся мордой о Свету, подтверждая, что мальчишка думал правильно. И для убедительности прискулил.

— Ты смотри, кровь! У него вся морда разодрана!

Пса немедленно обследовали под фонариком. Одна щека была окровавлена, и пёс это место трогать не давал.

— Это они его, гады, крюком, — присвистнул мальчишка. — Надо тёртым рогом присыпать, я знаю. И заживет, как на собаке. Слушай, я знаю, где есть рог. Я сбегаю принесу. Ты бояться не будешь? Я быстренько. Фонарик выключим давай, экономить надо, а я тебе свечку зажгу. Только не лазь никуда.

Света ни капельки не боялась. И свечка горела так мягко, слегка подрагивая на лёгком, неизвестно откуда тянущем сквознячке. И пес, огромный и тёплый, положил морду Свете на плечо, аж глаза закрыв от тихого собачьего счастья. Мальчишка вернулся и вправду быстро, с замечательной штуковиной в руках. Это действительно был рог, обделанный в серебро, и с цепочкой. Назначение его Свете было непонятно, но вещь удивительная, а на конце — чеканная голова какого-то дракона. Или морского чуда.

— Это твой? — с уважением спросила Света.

— Позаимствовал, — коротко ответил мальчишка. — Я, видишь, его ножиком немножко поскребу — и видно не будет. А потом обратно повешу. Шмат газеты подложи.

Вдвоём они наскребли с рога мелких опилок и щедро посыпали псу разодранное место. Потом скормили ему остаток бублика.

— И как же тебя зовут? — спросила Света пса. Пес изобразил движение ушами, но от ответа уклонился. Зато мальчишка принял вопрос на свой счёт, и охотно отозвался:

— Алёша. Только Лёшей не зови, я этого на дух не перевариваю. "А" говори на начале, меня все так зовут.

— Ага. А меня Света, а вот этого — как?

Пёс им в разрешении этого вопроса никак не помог, не откликнувшись ни на Рекса, ни Кинга, и ни на одну другую из аристократических собачьих кличек. А между тем это был, очевидно, не простой зверь. Начать с того — какая громадина. Его погладить — было как погладить локомотив, такая в нем была сдержанная мощь. И голову, хоть и раненую, он держал гордо, и, даром что исхудал, больше еды не просил. Понял, что больше не было, и хвостом зря не мотылял.

— И куда же его теперь? — спросил Алеша. Пёс уловил сомнение насчет своей дальнейшей собачьей доли, и всю его гордую осанку как языком слизало. Он заскулил, как маленький, даже всхлипнул, и прижался к Свете. По шкуре его прошла дрожь, и Свете ничего не оставалось, как запустить пальцы в его шерсть, утешительно мурлыча:

— Ну, Гав, ну не бойся, ну я тебя не брошу, ну успокойся, Гавчик.

Пёс зажмурился и притих, для безопасности засунув нос к ней подмышку. Платье было всё равно разодрано и перемазано, и лучше было не думать о том, что скажет мама.

— Тебе родители позволят? — неуверенно спросил Алеша, глядя на пса. — Моя мама — точно нет. Скажет, он кота съест. Мурзика.