Ирина Ратушинская - Наследники минного поля

— Ну… что вы никогда не ругаетесь… и разрешаете…

Каким-то образом это уладило дело, потому что тётя, не дослушав, захохотала, как сумасшедшая. А отсмеявшись, хлопнула Свету по попке:

— Марш за водой, дурачок мой! Одна нога здесь — другая там.

Свете было скучно идти одной, источник был все-таки неблизко, и она уговорила Андрейку, что разбойники тоже воду носят. И они пошли. Когда нибирали бидоны, Андрейка поскользнулся на голубой глине, шлёпнулся и весь перемазался, пришлось его срочно отмывать. И тут как завыло, как грохнуло со звоном, и целый кусок обрыва, прямо рядом с ними, ломтем отвалился в воду. Света повалилась на теплую гальку, прикрывая плечом братишкину голову, и тут завыло ещё и ещё, и каждый раз казалось, что летит прямо в них, но разрывалось в других местах, и конца этому не было. Света уже и бояться устала, когда вдруг стало опять тихо.

Они ещё немного полежали, вжимаясь в округлые камешки с синеватыми прожилками. Уж очень страшно было встать: вдруг опять начнётся? Но тётя Тамара, наверное, волновалась, так что они, набрав воды, поспешили домой. Поднявшись наверх, Света увидела, как покорёжен берег: вывороченные глыбы глины, разбитые скалы. И море тоже бомбили, видно было, где: в зеленой воде расплывались огромные мутно-желтые пятна.

Они не бежали, хоть и торопились. Чтоб не расплескать воду. А когда завернули за заросли диких маслин на "нашу" дорожку — увидели большую дыру, такую большую! И с дымом. Дачи не было совсем, только на краю дыры косо свисали кусты смородины и зацепившийся за них гамак. И соседней дачи с дядей-мопсиком и его тихими детьми — тоже не было. И тётю Тамару, они сразу поняли, звать не надо было. Тут страшно было кричать: так тихо-тихо поднимался дым из той дыры.

Зажимая рты руками от ужаса, они скатились вниз, в бухточку, где была Андрейкина пещера. Из пещеры вылетел на них Гав, он скакал и лизался, он был до того им рад, что свалил Андрейку с ног. Он ничего не понимал, Гав, кроме того, что хозяйка нашлась, и они снова вместе, и мир больше не дрожит и не взрывается.

— Мы поедем сейчас домой? — спросил Андрейка. — Я хочу домой, я тут боюсь.

— Да, поедем. Мы с тобой и Гав. Поедем. Домой.

— Тогда я сейчас.

Андрейка улез в свою пещеру и появился оттуда с одеялом и красным сердоликом.

— Вот. Мы возьмём с собой наши вещи, да? А лук и стрелы брать?

Они добрались до дома, хотя на трамвай у них не было денег. Но кондукторша с седыми усиками их вроде как не заметила, хотя трамвай был почти пустой, и они даже сидели.

Город был непохожий, весь перерытый, с развороченными мостовыми, и некоторые дома обвалены. И шли женщины, несли воду, а в ведрах плавали деревянные кресты. Не для святости, а чтоб не расплескалось.

Их дом был целый: и щель, и кран во дворе, и их оба окна на первом этаже. И дверь в квартиру была открыта. И в их комнату тоже. Оттуда сосед дядя Жора, в "семейных " трусах до колен, выволакивал их этажерку. А мамина ракушечная шкатулка лежала в сторонке, на их сундуке, уже вытащенном в коридор.

— Дядя Жора, что вы делаете? — удивилась Света.

Дядя Жора бережно поставил этажерку на пол и обернулся к ним:

— О, вот кто к нам пришел! А я же думал, вы уже в тюряге с вашей мамочкой. А вы сами по себе гуляете, и с собачкой. А тут с НКВД приходили, спрашивали: где тут вражьи дети? Вот я вас отведу, где вам положено.

Света с Андрейкой стали медленно пятиться, а дядя Жора, тот самый дядя Жора, что угощал их как-то семечками и помогал маме прибить полку к стене, нехорошо лыбился, глядя на них. Но хватать их не стал, только утёр волосатым локтем пот с морды, а потом вытаращил глаза, затопал ногами и рявкнул:

— Геть отсюдова, пока я добрый!

Они повернулись и побежали, и бежали долго, пока не выбились из сил. За ними короткими скачками несся Гав.

Медперсонал больницы, где работала Анна, вывезли работать в военных госпиталях, но она числилась всего лишь санитаркой, и потому была невоеннообязанная. Она отбывала трудповинность на окопах. Это было ещё ничего: Анна была крепкая. И Алёша уже большой, не страшно дома оставить. Были женщины, запиравшие в квартирах на целый день малышей — вот на этих было больно смотреть. Но все понимали, что так надо: если не защищать город, его возьмут, и тогда немыслимо, что будет.

Эвакуироваться было нечего и думать с её анкетой, да и некуда уже было эвакуироваться. В августе Одесса была обложена со всех трёх сторон. Но в городе этого ещё не знали и надеялись. Фронт был так близко, что можно было на трамвае возить своим ребятам еду и покурить, хотя им что-то там выдавали. А ребята, фасонно расстегнув форменные гимнастерки, чтоб видны были рябчики, только сплевывали на все тревоги. Румыны, по их мнению, были не вояки. И дрейфили от одного вида рябчиков: были уже учёные.