Сергей Костырко - На пути в Итаку

Восход солнца над пустыней наблюдали в очень странном пейзаже — попробуйте представить, что вы стоите на темно-бурой пористой и абсолютно ровной, как гигантская столешница, поверхности земли. И только где-то очень далеко, за горизонтом почти, плоскость эта упирается в нежно-лиловую и синюю полоску гор. Это соляное озеро в пустыне — Эль-Джерид. Фантастический пейзаж. Бурая твердая корка земли, покрывавшая озеро, казалась еще большей пустыней, чем сама пустыня. Ну а красная вода в неглубоком кювете, который тянулся вдоль дороги, — это как раз и есть та напоенная солью вода, что расположена на глубине тридцати-сорока сантиметров под нашими ногами.

Еще через час пути из автобуса мы пересели в джипы. Нет, не в военные, в которых на телеэкранах мечутся по пустыне потные герои-солдаты, а в машины, напоминающие те нежащие комфортом внедорожники, которыми хвастаются друг перед другом богатые московские люди. Караваном двинулись мы к песчаным барханам, и тут началось первое в тот день шоу — разогнавшись и скользя вправо-влево, как на санях в снегу, джипы наши взбирались на барханы, снова набирали скорость и, когда впереди пропадала вдруг куда-то земля, опрокидывались носом вниз и скатывались по вертикальному почти откосу стены под счастливый визг наличествующих в машине женщин.

Следующие две стоянки были уже в оазисах. Наконец-то слово это обрело для меня плоть. Это когда на горизонте, над плоской желтой землей обозначается темно-зеленая сочная полоса какой-то жизни. И по мере приближения начинает расчленяться на финиковые рощи. Мы сворачиваем с шоссе на грунтовую дорогу, шофер поднимает стекла в окнах, машина идет в облаке пыли, сквозь пыль — стволы пальм. Мы въезжаем в оазис. В центре голая каменная гора с остатками глинобитного городка, внизу цепь ущелий, с горы спадает источник, вода течет по каменным желобам русла. Мы гуляем по каменным галереям ущелий в тени пальм, под журчание воды, под крики птиц и торговцев сувенирами. «Ё прайс?! Ё прайс!» — преследовал меня торговец окаменевшими раковинами. Я отмахивался, хотя собирался привезти своему другу в Москву, коллекционирующему такие вот окаменелости, но торговец заломил 15 динаров, а торговаться я не захотел; мне б, дураку, сказать: «Ван динар» — и раковина была бы моя. Это я понял часа через три… А пока я осваивал понятие «оазис» — это, оказывается, не полянка с десятью пальмами и источником среди песка, как показывают в кино, а приличный кусок ухоженной зеленой благодатной местности, — кусок влажного зеленого (вот откуда зеленый цвету мусульман) сияющего рая среди каменистой или песчаной бескрайней пустыни. Следующий оазис, в который нас завезли, только подкрепил и конкретизировал это определение.

…Далее, уже объевшиеся впечатлениями, мы наблюдали в окно летящего по пустыне джипа, как постепенно чернеет и пустеет земля за окном, проносятся какие-то городки, тянутся невысокие горы, под колесами каменистая дорога куда-то вверх. Джип останавливается на каменной терраске. Мы выходим и, только сделав несколько шагов, вдруг обнаруживаем, что висим над пустотой. Под нами далеко вниз обломками гор проваливается земля и расстилается до горизонта нечто, по первому впечатлению похожее на море. Только это не море, мы на уступе горы, зависшем над бескрайней пустыней, утопающей на горизонте в сизом знойном мареве. Монументальнейший пейзаж. Но и первое впечатление про море оказалось верным. Оно было здесь сорок миллионов лет назад. А терраса и горы вокруг нас были когда-то берегом. Я видел, конечно, что мои спутники как-то очень уж деловито начали ковыряться в каменной стене на краю террасы, но отошел в сторону полюбоваться просторами. И зря, надо было и мне хоть на время присоединиться к их охоте. Когда мы снова собрались в джипе, спутники мои показали свои трофеи — окаменевшие раковины, из которых, оказывается, и сложены эти горы, те самые окаменелости, с которыми преследовал меня в оазисе торговец сувенирами. Но бежать к стене и выковыривать из нее сувенир для друга было уже некогда, джип наш тронулся. Вместо того чтобы развернуться на дорогу, по которой мы приехали, машина пошла почему-то прямо к краю обрыва, и только тут я увидел слева под стеной крохотный каменный карнизик, блеснувший бетонной плитой. Там была дорога вниз. Дорога из бетонных плит, уложенных по верхушкам каменных отвалов, крутая, извилистая, — легкий ознобчик испытываешь уже только при взгляде на нее, а как же спускаться по ней?! Оказалось, можно, оказалось, что не мы первые — дорога эта была проложена во время войны немцами, это так называемая дорога Роммеля, немецкий генерал поднял свои танки снизу вверх, на горное плато, не потеряв ни одной машины. Кстати, чуть ниже той террасы, с которой мы любовались пейзажем, и расположена пещера, знакомая многим по фильму «Английский пациент». Те, кто видел фильм, вспомнят этот дикий и предельно выразительный пейзаж. Спуск занял минут пятнадцать. Шофер наш был предельно собран и острожен, и только внизу, уже для разрядки, он рванул по пологим песчаным барханам, бросая машину влево и вправо. Отвел душу и остановился. Я открыл дверцу и вышел. Колючки, песок и редкие камни. Я стоял на дне каменистой пустыни, пока жар ее казался мне вполне переносимым. Вот место и ситуация, когда физически, кожей, костями, ощущаешь вокруг себя бескрайность голой первозданной земли и такого же первозданного знойного африканского неба. Это было сильное переживание. (Прошу прощения, что сугубо информационный отчет о поездке загромождаю лирическими отступлениями, но путешествуем-то мы еще и за такими переживаниями.)