Анатолий Агарков - Три напрасных года

Холодно на палубе, в кубрике спасает паровое отопление — котёл на камбузе. За ночь приходится вставать два-три раза — запускать для прогрева ходовой двигатель. В отличие от вспомогательного он охлаждается пресной водой, а уж та — забортной. И вот в один из таких промозглых дней боцман решился на подарок экипажу — привёз из отряда вместе с другими положенными продуктами кусок свежего мяса.

Борщ, так борщ. Как говорит Таракан — какая разница! Главное, что из свежего мяса, вкус которого, признаться, уже подзабыли. В урочный час сели за стол в пассажирке, хлеба нарезали, специи поставили — перец, лук, соль, горчицу. Ждём.

Цилиндрик вызвался:

— Принесу.

Умчался на камбуз. Время шло — ни борща, ни Гацко, ни Цилиндрика. Боцман ложку бросил, и на палубу. Я следом — тоже надоело давиться слюной. Видим: Цилиндрик поставил кастрюлю на спардек, скинул крышку, обжигаясь, ловит пальцами кусочки мяса и в рот пихает.

— Что ж ты, сука, делаешь? — взревел боцман. — Кто после твоих поганых рук будет есть эту бурду?

— Ты что, хохол, орёшь? — застигнутый в воровстве Цилиндрик и глазом не моргнул. — Не знаешь, что на добрых кораблях сначала дембеля едят, а потом прочая всякая шушера?

— Я сейчас тебя, дембеля, за борт выкину, — надвигается боцман всей своей массой.

— Что?! — Цилиндрик попытался ударить Теслика, да ручонки коротковаты.

Боцман сжал в ладонях его шею и завалил воришку на спардек. Цилиндрик сучил ногами, махал руками, тщетно пытаясь отбиться.

— Эй, ты что творишь, салага! — драку на нашем увидел с соседнего катера рогаль Сивков. Он тоже дембель и помчался Цындракову на выручку.

Пора было вмешаться, ну и понятно, на чьей стороне. На юте между леерными стойками провисала цепочка, облегчая проход с катера на катер. Прежде, чем Сивков добежал до неё, я зацепил крючок за огон леера.

— Проход закрыт! — объявил запыхавшемуся дембелю. — Или посторонним вход воспрещён.

— Ты, сынок, вконец оборзел! — вращал Сивков цыганскими очами. — Подожди — кровью в отряде умоешься.

— Предпочитаю водой, папашка — не согласился я.

Слух о моём строптивом характере уже прошёлся по группе. Если в нашем звене было только три дембеля, и они погоды не делали, то в первом — целых семь штук. И там они задавали тон. Держали в страхе свою молодёжь и обещали в отряде поприжать нашу. Особенно меня — молодого да, видать, раннего. Об этом мне с удовольствием вещал Лёха Шлыков при нечастых встречах.

Сивков не решился на штурм. Правда, решись он, не стал бы препятствовать. Ввязался в драку, если б он напал на меня, или боцмана. Но биться со мной Сивков не стал. А за спиной на спардеке всё решилось не в пользу представителя команды дембелей. Цындраков хрипел:

— Пусти, боцман, пусти.

И это звучало, как просьба о помиловании — никаких угроз. Теслик ещё поартачился, изгоняя из души злобу, и швырнул Цилиндрика на палубу.

— Жри, сука, сам.

Он потянулся за кастрюлей, а Цындраков ударился в бега, справедливо полагая, что борщ придётся слизывать с самого себя.

— Э-э, кончай, — подскочил я. — Мужики-то ничего не знают — съедят за милую душу.

— А ты будешь это жрать?

— Я не буду — я видел, а остальные нет.

Спустился в пассажирку с кастрюлей борща под приветственные крики поредевшего экипажа, водрузил на стол. Но следом заглянул боцман и не дал мне подло, но сытно накормить ребят — всё рассказал.

— Так! — Сосненко бросил ложку и покинул пассажирку.

— Есть люди, есть сволочи, — прокомментировал ситуацию Оленчук и ушёл голодать вслед за Николаем.

Мишка Терехов, в одиночестве оставшись за столом, поёрзал задом по баночке, заглянул в кастрюлю, взял ложку и стал вылавливать кусочки мяса.

Голодными мы, конечно, не остались: к вечернему чаю, шеф приготовил второй ужин, правда, из проклятой тушёнки. Угнетало другое — экипаж раскололся. Цилиндрик, прихватив подушку и одеяло, перебрался на ПСКа-68. Боцман поднял руку на дембеля, я огрызнулся другому — это было чревато.

После чая, без «добра» спустился в кубрик Сивков, сел к Сосненко на рундук:

— Коля, выйдем, разговор есть.

— Не в чем, носки постирал.

Это был ответ. Понятно — Сивков звал моего старшину на совет дембелей, и по какому вопросу ясно, как и ясен ответ Николая — он не вижу ничего дурного в том, что вору дали по рукам, надо было — по зубам.

Сивков ушёл один, а мы принялись обсуждать варианты притеснений, которые нал нами могут учинить дембеля в отряде. Обсуждали, ничуть не стесняясь присутствия дембеля Сосненко.