Пожалуй, лучшая книга Капущинского — «Император»; ее герой — эфиопский правитель Хайле Селассие, а составлена она из перемежающихся авторскими вставками саморазоблачительных «исповедей» анонимных царедворцев. В ней усматривали аллюзии на господствующий в Польше режим, но брать надо шире: это повествование о механизмах любой диктаторской власти, о взаимоотношениях двора и правителя. Читается «Император» залпом, как роман, портреты персонажей столь выразительны, что так и просятся на сцену (и в варшавском театре «Повшехны» в 1979 году был поставлен прекрасный спектакль). Не менее увлекателен (и полезен как предостережение для будущих диктаторов) «Шахиншах» — рассказ о режиме иранского шаха Реза Пехлеви и крушении этого режима (иранская революция начала 80-х была двадцать седьмой по счету, свидетелем которой оказался Капущинский). «Император» переведен на 21 язык (в том числе на русский — неприметная книжечка небольшим тиражом была издана в СССР в 1992 году), «Шахиншах» — на 12; на русском — увы, только после смерти автора — он вышел под одной обложкой с «Императором» в издательстве «Логос» в 2007-м. О крахе другого режима, советского, в частности, рассказывается в «Империи» (1993), где собраны впечатления Капущинского о поездках по СССР — от дальнего севера до южных окраин — в разные годы, вплоть до 1993-го. И «фронт» разворачивающихся в стране событий в эпоху перемен (1989–1991) прибавился к двенадцати настоящим фронтам, на которых автор за свою жизнь побывал. И тут он смело кидался в самое пекло, едва не погиб «при исполнении», как случалось уже не раз (чуть не утонул у берегов Занзибара, умирал от тяжелейшей малярии в Уганде и от жары и жажды — в Сахаре, четырежды чудом избежал расстрела): в Баку в 1989-м лежал один с высокой температурой, в полубреду, в квартире, брошенной бежавшими от погромов хозяевами. (А 14 декабря, еще не оправившийся, выстоял на лютом морозе длинную очередь в московский Дворец молодежи, чтобы проститься с Андреем Сахаровым.)
Проводя годы за пределами своего отечества, Капущинский не отрывался от польской реальности. В один из самых драматических моментов истории Польши — в августе 80-го, когда на Балтийском побережье начались массовые акции протеста и впервые громко заявила о себе «Солидарность», — он мчится туда, к бастующим рабочим Гданьской судоверфи. В еженедельнике «Культура» печатались его страстные репортажи, констатирующие и приветствующие рождение новой Польши; с его легкой руки в обиход вошел термин «роболь» — не рассуждающий, покорно тянущий лямку работяга, на смену которому пришел новый рабочий, наконец очнувшийся и выступивший в защиту своих прав; это великой важности событие он назвал «Праздником Распрямившихся Спин, Поднятых Голов».
С конца 80-х Капущинский начинает публиковать произведения особого жанра — по сути, тоже документы новейшей истории: за 15 лет выходят пять книг с одинаковым названием «Лапидарий» («Лапидарий I, П» и т. д.). В предисловии к первой из них (отрывки напечатаны в 1993-м в журнале «Иностранная литература») он пишет: «Лапидарий — это место, куда складывают найденные камни, остатки скульптур, строений, словом, предметы, являющиеся частью несуществующего (уже, еще, никогда) целого, с которым неизвестно, что делать. Может, они сохранятся как свидетельство минувшего времени, как след исканий, как символы? А может быть, в нашем мире — страшно разросшемся, огромном и необозримом, хаотичном и не поддающемся упорядочению — все тяготеет к штатскому коллажу, произвольной композиции, то есть именно к лапидарию?» «Лапидарии» Капущинского — собрание дневниковых записей, цитат, собственных соображений по тому или иному поводу, портретных зарисовок; фрагменты этой мозаики читатель волен выбирать и складывать соответственно своим интересам.
А параллельно он опять возвращается к Африке, «региону, заряженному каким-то тревожным и стремительным электричеством», и пишет книгу «Черное дерево», где исторические материалы и документальные свидетельства чередуются с размышлениями и непосредственными наблюдениями автора, записями по живому следу, почти беллетристическими новеллами. Картина в целом, как всегда у Капущинского, — полнокровная, зримая. И очень часто страшная.
Последней большой его книгой стали «Путешествия с Геродотом» (2004). И вот они представлены российскому читателю. В нынешнем году в издательстве «Логос» выйдет «Империя». Автор об этом не узнает — а ему так хотелось видеть свои книги на русском языке! Разные обстоятельства — политические, конъюнктурные — в разное время мешали их публикации, что не позволило Капущинскому занять (в высшей степени заслуженно) одну из главных позиций в «русскоязычной» польской литературе. Не попали имена русских переводчиков и в сборник «Путешествия с Рышардом Капущинским. Рассказы тринадцати переводчиков» (составитель и редактор Вожена Дудко), готовившийся ему в подарок к 75-летнему юбилею и вышедший сразу же после его кончины. О своем авторе рассказали переводчики из Албании, Швеции. США, Финляндии, Болгарии, Румынии, Испании, Франции, Австрии, Чехии, Италии… Там мог бы оказаться один наш соотечественник — друг и главный переводчик Капущинского, замечательный человек Сергей Ларин, но его к тому времени уже не было в живых. Он умер в 2002 году, едва закончив работу над «Черным деревом» — перед тем, как попасть в больницу, откуда не вышел, читал верстку книги, русскому изданию которой по желанию автора предпослан эпиграф: «Посвящается светлой памяти переводчика Сергея Ларина».
Читать дальше