Барбара Фришмут - Мистификации Софи Зильбер

Последняя зима наступила очень рано, после недолгой дождливой осени, и выдалась необычайно суровой. Озера Штирийского Зальцкаммергута покрылись толстым слоем льда, по которому в будни ездили пароконные сани, груженные бревнами, а по воскресеньям и праздникам носились игроки в «ледяные кегли», по расчищенным дорожкам со свистом летели деревянные шайбы.

В январе, когда солнце опять засветило поярче, на ледяную гладь озера высыпало много народу — старики и молодежь, гуляющие, конькобежцы и детишки на санках, которые они катили вперед, отталкиваясь палками.

Если глядеть сверху, то ледяной панцирь представлялся исчерченным причудливыми следами — можно было подумать, будто эти знаки нанесены для того, чтобы поведать неземным существам о нравах и обычаях здешних жителей.

В тот год и Амариллис Лугоцвет получила приглашение участвовать в знаменитых женских играх в «ледяные кегли»; из-за снежных завалов ей доставили его с большим трудом, — ведь даже ребятишки, ходившие колядовать со звездой и в течение многих лет забредавшие к ней сюда под рождество, на сей раз не одолели подъема. Поэтому не принять приглашение было бы просто неудобно.

Единственной представительницей рода фон Вейтерслебен была в то время Сидония — веселая, темпераментная девушка, которая давно уже достигла возраста невесты, но все никак не могла выбрать своему будущему ребенку отца. Итак, в ясный, хотя и жгуче-морозный день Сидония и Амариллис Лугоцвет, ранее уже встречавшиеся и, как подобало случаю, одетые в мужское платье, после обеда отправились вниз, к озеру, где игра в кегли на льду была в полном разгаре.

Не желая привлекать к себе внимание, Амариллис Лугоцвет, что называется, поставила свою свечу под сосудом: била не в полную силу, а свое волшебное искусство пускала в ход лишь на пользу Сидонии, стараясь помочь ей проявить скрытый природный талант к этой старинной игре. И вот когда начало смеркаться, что в это время года происходит довольно рано, не кого иного, как Сидонию провозгласили королевой кеглей и с почестями проводили в нанятый для праздника трактир. Этих почестей она оказалась вполне достойна — ее бойкий язычок позволял ей не оставаться в долгу у самых языкатых женщин округи.

Рассевшись на деревянных скамьях, участницы состязаний пили знаменитый «лупичер» — чай с ромом, где, как говорили, было больше рома, чем чая, — закусывали «заячьими ушками», столь же знаменитым соленым печеньем, и хотя всем им еще приходилось греть застывшие руки о большие чайные кружки, языки уже оттаяли и работали вовсю — насмешки и шутки так и летали между столами.

Амариллис Лугоцвет, которой важно было оставаться в тени, не могла нарадоваться на остроумную Сидонию. Окрыленная «лупичером», та превзошла себя и не только успешно отражала словесные атаки, теснившие ее со всех сторон, но и сама наносила меткие удары, так что зал сотрясался от визгливого хохота женщин в мужской одежде, нередко — с намалеванными усами, меж тем как кое-кто из мужчин, прижавшись снаружи к стеклу, пытался выяснить, в чем причина смеха, до тех пор пока Сидония не приказала задернуть занавеси, а самых нахальных парней, тех, что то и дело совали нос в дверь, вытолкать взашей.

Сидония была, пожалуй, не самой приятной из дам фон Вейтерслебен, но зато самой большой затейницей. В какое бы общество ни случалось ей попасть, она вскоре становилась его душой, остроумия и находчивости ей было не занимать. Из всех фон Вейтерслебен у нее единственной был настоящий контакт с местными жителями. Она первая в семье не занималась с домашней учительницей, а ходила в местную школу и потому близко знала большинство своих сверстников, условия и обстоятельства их жизни. Потом она недолгое время пробыла в пансионе, откуда ее вскоре отослали за паясничанье и тоску по дому, которая на нее находила приступами.

У Сидонии был живой ум, а ее семья владела большой библиотекой, так что она по собственному почину быстро наверстала упущенное в пансионе, изучив все достойное изучения, и потому во время путешествий, которые совершала вместе с матерью, могла в худшем случае обнаружить пробел в знании этикета, но никак не в образовании, — наоборот, ей случалось блеснуть своими познаниями, хотя подчас на клоунский манер, от чего молодые люди, избранные для нее матерью в качестве возможных кавалеров, приходили в недоумение, однако Сидонию это не обескураживало: ее представление о подходящих для нее кавалерах сильно отличалось от представлений ее матери.