Кристофер Бакли - Они ведь едят щенков, правда?

Покончив с этим, Жук засел у себя в «военно-промышленном дуплексе» и приступил к изучению жизни современного Китая. Он перелопачивал десятки книг и множество периодических изданий, рылся в интернете, читал ученые монографии выдающихся синологов. Наверняка где-то здесь он найдет ключ к этой — как там выразился Чик? — правильно: угрозе. Да. К этой самой угрозе, которая потрясет всю Америку, выведет ее из состояния самодовольства и заставит проснуться в холодном поту.

Но… что же именно?

После многодневного, изматывающего глаза чтения и «гугления» суть этой новой «красной угрозы» по-прежнему оставалась неуловимой.

Нельзя сказать, что Китай не был потенциально опасен. Или даже реально опасен. Коммунистическая партия контролировала там все стороны жизни. По сравнению с ней Большой Брат казался просто «Бобром» Кливером [13] «Бобёр» Кливер — семилетний мальчик, персонаж американского комедийного телесериала 1950-х–1960-х годов «Предоставь это Бобру». . Власть была беспощадна, неумолима. Правительство без жалости давило танками студентов и тибетских монахов. Оно пытало и казнило десятки тысяч «серьезных преступников» в год. Искало дружбы и играло в «ладушки» с самыми гнусными режимами на земле: Зимбабве, Северной Кореей, Суданом, Ираном, Венесуэлой; выбрасывало в атмосферу миллионы тонн разрушающих озоновый слой химикатов; глушило нефть миллиардами баррелей; и, в придачу ко всему этому, оставалось совершенно безразлично к мнению мировой общественности. Но, если не считать редких протестующих одиночек из «Фалун-Гонг» возле китайских посольств, то все это не вызывало в мире сколько-нибудь заметной волны возмущения.

Мировое господство? Вне всякого сомнения, Китай стремился стать да-гуо , «великой страной». (Новое слово в лексиконе Жука.) Но по этому пути он двигался относительно спокойно, взвешенно и деловито. Было очень сложно нацепить на Китай какую-нибудь конкретную личину. Вот, скажем, прежний Советский Союз — с его приземистыми, бородавчатыми вождями, колотившими башмаком по ООНовской кафедре и грозившие ядерным нападением, со всеми этими распухшими от водки, свиноподобными рожами, с прищуром поглядывавшими с трибуны мавзолея Ленина из-под меховых шапок на ядерные ракетные установки на платформах, катившиеся по Красной площади, будто на каком-то адском параде, — да, вот те коммуняки хотя бы видом своим нагоняли страх. Но в тех редких случаях, когда все девять членов Постоянного комитета китайского Политбюро — те самые люди, которые правили народом численностью в 1,3 миллиарда — то есть одной пятой всего населения земного шара, — становились рядом для группового фотоснимка, то смотрелись они в точности как делегация высокооплачиваемых зубных врачей. В одной книге Жук вычитал такую подробность: оказывается, все они красили свои волосы, уложенные в высокие прически с валиком, черной краской одинакового оттенка. Индивидуальный подход к заботе о собственной внешности, по всей видимости, не был в моде среди партийной элиты. Посвятив несколько дней разглядыванию фотографий различных членов Политбюро, Жук все равно не мог отличить одного от другого. Это никакой не расизм, убеждал он себя. Просто все они похожи друг на друга.

Попытки Жука разыскать отравленную иголку в этом огромном стоге сена заходили в тупик из-за того, что сама Америка впала в настоящую китаеманию. Она бесконечно закупала китайские товары, бесконечно продавала китайским банкам свои казначейские бумаги. Без серьезной провокации правительство США даже цыкнуть не могло бы на китайского Дракона из-за Тайваня или погрозить пальцем ему за Тибет. И о правах человека — нечего и думать. Такой лозунг не прокатит.

Однажды вечером, под конец этого недельного блиц-курса, когда у Жука от утомления появились кровяные жилки в глазах, а центральная нервная система пенилась от кофеина и от глютамата натрия, которым были напичканы блюда «на вынос» из китайской забегаловки (Жук решил, что это как раз подходящая еда для его углубленных занятий синологией), — он отложил в сторону книги и решил: всё, хватит. Он принял душ, вышел из дома, купил сочный красный нью-йоркский бифштекс, бутылку розового маслянистого бургундского за $ 75 — и устроил себе вечер отдыха.

Он зажарил бифштекс, откупорил вино и включил телевизор. Там шла передача «Кто кого». Это было еженедельное вашингтонское вдумчивое ток-шоу про политику и про политиков, отлично подходившее для того, чтобы смотреть вполглаза. Каждую пятницу в телестудию приходили гости — какой-нибудь бывший член Президентского экономического совета и какой-нибудь ныне действующий помощник второго заместителя министра Чего-то-Там-Такого, и эти двое с осведомленным видом бубнили друг другу что-нибудь о квотах на импорт аргентинской пшеницы. С таким же успехом это шоу могло бы называться «Что угодно». И все-таки Жук питал к нему слабость. Однажды и его самого туда приглашали, что значительно способствовало росту его популярности. Вторым гостем в тот вечер был малоизвестный киноактер, сделавшийся ярым антимилитаристом после того, как сыграл роль морально ущербного капитана подводной лодки, который при учебных запусках торпед использовал в качестве мишеней ни в чем не повинных китов.