Майкл Уэст - Американский пирог

— Ха! Зато куда более перспективная, чем выпекание булочек.

— Ну, ты как знаешь, а я буду печь. — Она высморкалась в бумажный платок. — Это же семейная традиция!

— Что ж, в нашей конторе ты будешь главная по кремациям, — ответила я, — поняла прикол: «кремация»?

— Ничего смешного! — Элинор прямо позеленела.

— До сих пор не могу поверить, что она умерла, — твердила Фредди вишневому гробу и водила пальцами по холодной полировке. Модель была отличная, но нам не по карману.

— И я. — Тут совершенно неожиданно у меня подкосились колени, и я вцепилась в ходунки. Живому человеку трудновато свыкнуться со смертью, но я-то знала, что бывает и потяжелее. Слава богу, на сей раз никого не задавило арбузами и никто не повесился на венецианских жалюзи. Смерть Минервы была большой бедой, но, по крайней мере, в ней не было ничего фантастичного или позорного. Когда человек умирает от сердечного приступа, никто не просит гробовщика воссоздать покойнику лицо или изготовить закрытый гроб.

— И мне тоже не верится, — вздохнула Элинор и захлюпала носом. — Они говорят: «сердечный приступ». Но как можно проворонить сердечный приступ в кардиологическом отделении, где больные опутаны миллионами проводков?! Или сестры не следили за монитором?!

— Кардиомониторы сигналят в случае опасности, — кивнула Фредди.

— Может, его отключили? — предположила я.

— Или он был сломан, — всхлипнула Элинор.

— Об этом мы никогда уже не узнаем, — сказала Фредди, словно размышляя вслух.

— Меня просто трясет от мысли, что этот мистер Юбэнкс будет трогать Минервино мертвое тело, — выла Элинор.

— Слушай, ну что ты мелешь? — нахмурилась я. — Господи!

— Просто вырвалось. — Элинор снова высморкалась. — Не пойму, к чему вся эта кутерьма вокруг смерти. Почему нельзя просто вырыть яму и поскорее с этим покончить? Или был бы один-единственный вид гробов, а не десятки разных.

— Точно, — согласилась я, — это же гроб, а не вечерний туалет.

— Хочу, чтоб меня кремировали, — сказала Фредди. — Мое тело превратится в горстку пепла, а Сэм развеет ее над океаном. — Она подняла руку и сделала вид, что рассеивает воображаемую золу.

— Прах, прах, прах, — пропела я, — им мы были, им и станем.

— Слушай, может, ты все-таки заткнешься? — Элинор сощурилась. — «Прах», елки-палки! Не таким верто прах ам, как ты, рассуждать о нем.

Я решила не отвечать. Ведь я-то знаю: в этих вспышках ярости у нее выражается горе. Мне вдруг вспомнились похороны в Нашвилле, проходившие в синагоге на Уэст-Энд-авеню. Покойник водил дружбу с моим тогдашним хахалем, так что мне было не отвертеться. Там интересно молились над покойным, а гроб был совсем простой, украшенный лишь звездой Давида. Тогда-то я и решила, что если уж ударюсь в религию (правда, это маловероятно), то пойду именно в синагогу. Только в тамошних похоронах и был какой-то смысл: не то что здешние, где надо выбрать безвкусный, скверно окрашенный металлический ящик с пушистой тряпкой внутри. Все эти саркофаги напоминали мне убежища вампиров: вот розовый гробик с расшитым розочками пологом и кружевной подушечкой, а вот — белая моделька с блестящими хромированными ручками, как у холодильника «Фриджидер». Не понимаю, зачем так мучить родственников?! Я решила, что похоронный бизнес — мошенничество, и возненавидела Юбэнксов за их мерзкое ремесло.

— А как сейчас на старых родовых кладбищах? — спросила Фредди.

— Там слишком дорогие участки, — сказала Элинор. Она-то почем знает?

— Но когда-то это была отличная идея, — пробормотала Фредди, — собрать всю семью в одном месте.

Она отошла к какому-то пестрому гробу, который издалека казался огромной глыбой мороженого с шоколадной крошкой. Разглядывая его, она скрестила руки на груди и добавила:

— Родственники должны держаться вместе.

— Не могу не согласиться, — прошипела Элинор и бросила на меня ядовитый взгляд. Затем она вздернула голову: — Так что, ты по-прежнему собираешься в Техас?

— Да, — ответила я, хотя была в этом вовсе не так уж уверена. По правде говоря, я напрочь забыла про Техас.

— Когда? — Вид у нее был просто несчастный.

— Как только смогу сесть за руль.

— Значит, скоро. — Ее глаза наполнились слезами, и она вдруг схватила меня за руку: — Не уезжай, ну пожалуйста! Если останешься, обещаю, что буду печь наполеоны. Я дам объявление в газету, и мы станем настоящей кондитерской. Можем даже сменить название на то, которое ты хотела: «Американские пирожные».