Джоан Роулинг - Случайная вакансия

— Могу поспорить, она тогда трахалась с Пупсом Уоллом! — прокричала Гайя, но это был её последний протест: через несколько минут она уже пристёгивалась, сидя в стареньком материнском «воксхолле», и вопреки всему радовалась, что Кей попросила её поехать вместе.

К тому моменту, как они достигли объездной дороги, Кристал уже нашла, что искала: пакетик героина, спрятанный в сушильном шкафу, второй из двух, полученных Терри от Оббо в уплату за часы Тессы Уолл. Вместе с торчковыми принадлежностями Терри взяла его с собой в ванную — единственное помещение с запирающейся дверью. Её тётка Черил, вероятно, прослышала о трагедии, потому что Кристал даже через две двери различала её характерный сиплый вопль, присоединившийся к крикам Терри: «Стерва, паскуда, открывай! Сейчас мамка с тобой поговорит!» — и крики полицейских, пытающихся заткнуть обеих женщин.

Кристал никогда раньше не кололась, однако не раз видела, как это делается. Уж если она знала, что такое драккары и как изготавливаются модели вулканов, то ей всяко было по уму нагреть ложку, взять комок ваты, макнуть в разбодяженный герыч и использовать как фильтр, когда наполняется машинка. Она знала, что сгиб руки — лучшее место, чтоб попасть в вену; знала, что иглу надо держать почти плоско. Ей рассказывали, что новичок легко может отдать концы от той дозы, с которой справляются наркоманы со стажем, однако всё было правильно: она и не хотела выжить.

Робби погиб, и это её вина. Она хотела его спасти, а сама убила. Пока пальцы работали над задуманным, в голове мелькали картинки. Вот мистер Фейрбразер в спортивном костюме бежит вдоль канала, где тренируется их восьмёрка. Вот лицо бабули Кэт, яростное от горя и любви. Вот Робби, непривычно опрятный, ждёт её у окошка в доме временных опекунов и подпрыгивает от нетерпения, встречая её под дверью…

Она слышала, как полицейский через прорезь для почты просит её не глупить, а его коллега пытается вразумить Терри и Черил.

Игла легко вошла в вену. Кристал резко нажала на поршень — с надеждой и без сожаления.

К тому моменту, когда подъехали Кей и Гайя, а полицейские всё же решились вынести дверь, Кристал Уидон уже воплотила в жизнь своё единственное желание — воссоединиться с братом там, где их никто не сможет разлучить.

Погожим апрельским утром, спустя почти три недели после того, как сонный Пэгфорд взбудоражили завывания сирен, Ширли Моллисон стояла одна в спальне и, щурясь, разглядывала своё отражение в зеркальном шкафу. Она заканчивала одеваться, готовясь отправиться в Юго-Западную клиническую больницу, куда ездила теперь каждый день. Ремешок застёгивался на одну дырку туже, чем две недели назад, седые волосы отросли, а кривившееся от прямых солнечных лучей лицо точно выражало её нынешнее настроение.

Ширли уже год ходила из палаты в палату с канцелярской папкой-планшетом, разносила букеты цветов, толкала перед собой библиотечную тележку, но даже представить не могла, что станет такой же, как эти несчастные, подавленные женщины, что просиживали у больничных коек, поскольку жизнь сошла с рельсов и сделала их мужей увечными и бессильными. В отличие от истории семилетней давности, Говард быстро не оправился. Подключённый к попискивающим аппаратам, он ушёл в себя, замкнулся, приобрёл неприятный цвет лица, стал требовательным и абсолютно беспомощным. Иногда она притворялась, что ей нужно в уборную, чтобы только скрыться от его тяжёлого взгляда.

Когда вместе с ней в больницу приезжал Майлз, она перекладывала на него обязанность разговаривать с Говардом, и он заводил бесконечный монолог о новостях Пэгфорда. Ей было куда спокойнее — и в плане защищённости, и в плане статуса, — когда рослый Майлз шагал прохладными коридорами рядом с ней. Он добродушно шутил с медсёстрами, подавал ей руку, когда она выходила из машины или садилась за руль, и возвращал ей ощущение собственной исключительности, достоинства и хрупкости. Но Майлз не мог приезжать каждый день и, к неудовольствию Ширли, вновь и вновь присылал ей в помощь Саманту. Как он не понимал, что это совсем не одно и то же, хотя Саманта, одна из немногих, вызывала улыбку на лиловом бессмысленном лице Говарда.