Владимир Мальцев - О том, что сильнее нас

Хорошая штука водомёт. И хорошая штука скользкая пластиковая посудина с надувным дном. Завалы мы брали штурмом и лобовой атакой, на подходе выбирая опорное бревно без сучков – и, оттолкнувшись от него, просто перепрыгивали завал. Была бы байдарка — на обносы ушла бы неделя. А так — обносили только бобровые творения. Эти гады оставляют все сучья на месте и как следует их точат. Специально, наверное. О первый такой мы даже проткнулись сдуру.

Страшнее бобра — только человек. Страшнее обычного человека — только рыболов. Когда мы в первый раз увидели картину сидящих на берегу троих мужичков с удочками, которые, не комментируя, провожали нашу лодку странным взглядом, в котором сочетались раздражение, вожделение, удивление, предвкушение, жалость и ещё с десяток разных эмоций одновременно, — мы даже не поняли, что это означает. Пока не прошли ближайший поворот. За которым обнаружился мост. На высоте менее метра. Сложенный из брёвен толщиной в метр, то есть фиг на него с лодки запрыгнешь. Под мостом в застрявших корягах клокотала вода. Из брёвен весело торчали ржавые гвозди длиной и толщиной со стандартный карандаш. До всей этой радости оставалось метров двадцать. И скорость течения не оставляла ни единого шанса на манёвр уклонения.

Оставалось одно. С воплем «банзай!» мы дали мотору форсаж, насколько могли вжались в лодку — и направили посудину под тот единственный пролёт, где не было сплошного коряжника. Не знаю как — но проскочили.

А вот когда мы повторно узрели в точности такую же троицу мужичков с удочками, лица которых изображали в точности такую же гамму эмоций, мы уже знали, что почём на Привозе. Мгновенный разворот, висим на месте, оцениваем. Чуть ниже нас ерундовый перекат. Ещё метров пятьдесят — и остров около противоположного берега. Сразу за ним — тот поворот, за которым, наверное, и прячется прикол. Итак, перекатик идём на моторе, сразу к острову, там чалимся и осматриваемся. Три-четыре, разворот, вперёд!

Прикол оказался не за поворотом. Прикол оказался в перекате. Который образовался на месте старой мельницы, и в нём было больше клубков проволоки-катанки и прочей арматуры, чем собственно воды. Все четыре понтона лодки были мгновенно вскрыты метровыми разрезами. Большой утробный бульк — и мы, полностью потеряв грузоподъёмность и плавучесть, начинаем идти ко дну.

Неведомо как, но мы одолели на вёслах пятьдесят метров до острова ещё до того, как вода начала заливать палубу. Мотор, конечно, промок, мы тоже, да и почти вся одежда того не избежала. Но аппаратура сухая, а список потерь — пила да тесак. Ну и одно весло, от усердия переломившееся пополам. Классное кораблекрушение. Комфортное. Добраться до берега надо? Так на то у нас шлюпка есть, маленькая лодка, которую сначала на буксире везли… Дорога — уже подошла к реке, можно прямо отсюда и уехать. Не удержался я, сел в шлюпку, подгрёб к тем мужичкам. Спросить их — в смысле, что ж вы, мол, гады не предупредили? Моего вопроса они даже не услышали. И меня, наверное, не увидели. Слишком заняты были. Двое слушали пояснения третьего, что вот, мол, теперь видите, как река спала? А неделю назад — аж шесть байдарок прошли и ни одна не пропоролась! А ведь действительно — никаких претензий к мужичкам быть не может. Коль скоро для них проплывающие туристы не люди, а всего лишь явление природы, статистикой крушений указывающее уровень воды…

А Саша несколько раз звонила и потом. Поступила учиться в колледж рядом с моим домом, так что я её несколько раз на улице видел, но не подошёл. Когда она при очередном звонке услышала, что мы с Никой ждём ребёнка, — попыталась укараулить момент, когда Ники нет дома и прорваться ко мне в гости. Не пустил. Постепенно звонить прекратила. Неделей позже того самого назначенного двадцать третьего августа прислала сэмээску с просьбой убрать из Интернета все её фотографии. Ещё через полгода — в замаскированном виде зашла в мой чат, поспрашивать о фотографии как таковой. Я вычислил её, позвонил, спросил, зачем было шифроваться — она отпёрлась. А ещё годом спустя, когда я решил начать писать этот роман, — позвонил ей уже я. Спросить, можно ли её под собственным именем давать, или лучше заменить, и есть ли возражения против каких-либо эпизодов? Никаких возражений не было. Но был очень злой голос, очень высокая агрессия, просьба никогда больше не звонить и даже утверждение, что она об этом уже давным-давно меня просила. Жаль. Вот уж чего не хотелось, так это плохих воспоминаний. В ней много хорошего. Гораздо больше, чем плохого. И она меня действительно любила, хоть всё её существо и противилось этому. Отсюда, собственно, и вся ерунда была. Не смог я это преодолеть. Упрямство женщины — одна из самых сильных вещей в мире. Пусть будет счастлива.