Руслан Белов: Кот в сапогах, модифицированный

— Да нет, я не и не думал, — стал я оправдываться, чувствуя себя морально сломленным.

— Ну и молодец, — одобрительно колыхнулись его зрачки.

Он остановился у зоомагазина, и я, потеряв к нему всяческое уважение, подумал:

— Сейчас на все полтораста консервов купит. А на остальные сухарей с запахом рыбы. А я-то, дурак, варежку разинул.

Я ошибался. В магазине он подошел к прилавку с кошачьей парфюмерией, поднялся на задние лапы и смотрел на тот или иной товар, пока я не заказывал его продавцу.

Чего он только не накупил! И мыла душистого, и таблеток для шерсти, и одеколона, а на последние деньги приобрел аховый ошейник — сам бы такой носил. При расчете не хватило десятки, но кассир, ошеломленный поведением кота, мне ее простил. Эдгара к тому времени в магазине уже не было: быстрым шагом он ушел, как я понял, домой, чтобы быстрее употребить свои покупки в дело.

Дома я их вынул и разложил на столе. Разложив, скептически спросил:

— А что мы будем есть? Это?

— Да, это, — ответил взгляд кота, и мне пришлось засучить рукава.

Через сорок пять минут Эдгара, постриженного, вымытого и обработанного кошачьими снадобьями, было не узнать. Он дивно пах, лоснился, усы его казались продолжением характера. Кот выглядел как вельможа, знающий цену и себе, и мне, и как-то раз, когда он, в раздумье прохаживавшийся по квартире, пришел на кухню, я суетливо, как прилежный школьник, почтил его вставанием.

К вечеру он попросился на улицу. Я проводил его до подъезда и вернулся домой.

Без Эдгара квартира казалась безжизненной, и мне захотелось увидеть в ней Теодору, услышать ее голосок, ощутить ее чувственные софилореновские губки. Телефонный номер был уже почти набран, когда во мне заговорило благородство — ведь я заключил сделку, пусть с котом, не Богом или страховым агентом, но ведь благородство, тем оно и благородство, потому что безотносительно.

Решив оставаться джентльменом, как можно дольше, я положил трубку, и задумался, что бы такое съесть (еда и женщина в чем-то родственны, и потому в какой-то степени взаимозаменяемы — это знает каждый мужчина). Обследование холодильника, шкафчиков и прочих сусеков, явило на кухонный стол следующие съедобности:

1) Полпучка пожелтевшей петрушки.

2) Зверобой (не настойка, приправа, настойка у меня бы минуты не сохранилась). Его было немного — Эдгар иногда соглашался заморить червячка и зверобоем).

3) Три картофелины, сморщившиеся и проросшие.

4) Морковка, вполне товарная на вид.

5) Головка чеснока.

6) Горсточка перловки.

7) Горсточка трухи сушеных шампиньонов.

8) Сливовое варенье на дне банки (было три литра из маминых запасов, — кот в два счета вылизал все, что досталось ложкой).

9) Луковица, стыдливо проросшая.

Обозрев все это хозяйственным взглядом, я пришел к мнению, что не умру до завтрашнего вечера с голода (если, конечно, не заявится наглотавшийся свежего воздуха кот). И, не мудрствуя лукаво, решил не изгаляться кулинарно, а поместить все продукты в кастрюлю (предварительно, конечно, почистив с закрытыми глазами), добавить воды и потушить на медленном огне.

Голодная моя фантазия, подстегнутая плодотворной идеей, немедленно разыгралась. Я увидел свое кулинарное творение аппетитно дымящимся, увидел грибочки, корабликами плававшими по морю лакомства, увидел соседствующие с ними звезды моркови, увидел…

Когда я увидел перловочку в ложке, зернышко к зернышку, нежащуюся в пряном соку, как стая белых котиков нежится в родной стихии, в дверь снаружи заскребли. Распахнув ее, я увидел Эдгара. Вид у него был подгулявший, глаза ухарски (и сыто!) блестели.

Дав мне время разместить эту картину в сознании и обрести в результате завистливый вид, он пошел вниз (моя квартира на втором этаже). Я спустился за ним, и увидел в фойе стройную (это я отметил в первую очередь), плюс без сомнения симпатичную (это во вторую), плюс элегантно и не скупо одетую (это потом) и минус в стельку нетрезвую девушку, насмерть добитую теплом подъезда.

Она стояла, плотно прислонившись грудью и правой щекой к стене, и старалась не пасть на колени. Старания эти выражались в том, что разведенные ее руки пытались нащупать в бетоне спасительные неровности.

У ног девушки важно пузатились два больших пакета из ближайшего супермаркета — они, доверху набитые коробками и консервами, казалось, прогибали пол.

Из одного выглядывало горлышко едва початой и, несомненно, литровой бутылки популярного на Западе самогона по тысяче за пинту.