Юрий Красавин - Дело святое

— Да ладно тебе, мам, — отмахнулась Вера. — Ей вишь как ребеночка хочется. Возьмет моего на руки, так сияет вся.

— Замуж выйдет, заведет четверых, возразила мать. — Все честь честью, успеется. Как это без мужа ребенка? Каково одной вырастит?

— То-то ты нас вырастила не одна!

— Я — иное дело. Я овдовела.

— Ну и Оля вырастит. Что толку вон хоть бы от моего Тимохина? — Вера мужа своего почти всегда называла не по имени, а по фамилии: Тимохин. — Он у меня и сам вместо ребенка. Считай, что у меня не двое, а трое детей.

— Где его, мужа-то, взять? — вздохнула Ольга.

— Найдется! Али ты у меня собой плоха? — обиделась мать за нее. — Подойди к зеркалу, поглядись. Сколько девок похуже тебя, да замуж вышли. И ты выйдешь. Суженого на кобыле не объедешь.

— За Володю, что ли, Окаяннова? Или за Борзова? Или за которого-нибудь из братьев Китайниковых? Эти хоть сейчас в мужья, только помани. Кого из них хочешь в зятья себе? То-то, что никого. А по мне лучше в вековухах остаться, чем за таковских замуж идти.

Вера слушала сестру сочувственно и сказала, что хорошего мужа не найти. Может и есть где-то, да искать долго и недосуг. Вот она за Тимохина вышла — как в омут головой. И рассказала про какую-то свою подругу, которая съездила по путевке то ли в дом отдыха, то ли на турбазу с единственной целью — найти на время подходящего мужика, чтоб с ребенком потом остаться. И нашла, и родила в свой срок, и растет теперь парнишка — ему уж скоро два года. А кто его отец — кому какое дело!

Тот разговор с сестрой и матерью как бы продолжился уже в автобусе с незнакомым человеком. И вот где-то возле Высшего Волочка, когда рассказ о племянниках снова возник, когда Ольга в очередной раз умилилась, вспоминая о Шурике да Максимке, этот Флавий Михайлович засмеялся и сказал вполне серьезно и дружески:

— Ладно, Оля, так и быть, раз уж вы так настроены, помогу я вам решить эту проблему.

Именно очень дружески сказал.

— Как это? — насторожилась она.

— От меня ребятишечки получаются — эт-то, я скажу, хоть на выставку: крепенькие, ясноглазенькие, смышленые. Так что беру эту заботу на себя. А то ишь до чего дело дошло: демографическая ситуация в государстве нашем неблагоприятна — женщины не хотят рожать, а тут наоборот, хочет родить, да помочь некому. Непорядок.

У неё выплеснулся смех, именно выплеснулся; она смеялась неостановимо.

— У нас, Соломатиных, порода хорошая, — продолжал он невозмутимо и убеждающе, словно товар продавал да нахваливал. — Все как один — народ непьющий, некурящий, толковый, и каждый сам по себе что-то значит, чего-то достиг.

И хоть возникла от его неожиданного предложения некоторая неловкость, но рассеялась скоро, и предложение само по себе отнюдь не выглядело странным или пошловатым. И в дальнейшем разговоре эта тема — о будущем ребенке Ольги, который родится от него, Соломатина Флавия Михайловича — всплывала то и дело, неизменно повергая её в смешливость.

— Ну, что же, — сказала она, в очередной раз смахивая выступившие от смеха слёзы. — Я согласна. Раз мне такой специалист попался. Тем более, что порода хорошая. Вы за плату, или за так?

— В порядке гуманитарной помощи, — отвечал он с самым серьезным видом. — Ради поддержания чести и достоинства всего мужского племени.

— А не староваты для такого дела? — напрямик спросила она.

С её точки зрения он, конечно, староват — сорок четыре года Соломатину; а ей-то почти вдвое меньше. У него при желании дочка могла бы быть такого возраста.

— О, не сомневайся, — отвечал он без обиды. — Более того: это теперь я могу что-то, а молодому-то мне цена была не ахти. И, кстати, переходи на «ты», поскольку мы становимся близкими людьми.

Шесть часов были они в пути, за все это время у них не возникало томительных пауз. Напротив, разговор этот сближал их все больше и больше.

Он рассказывал о том, как бывал в Германии, Швеции, Югославии — и не по туристическим путевкам — посылали туда в командировку. Он называл себя «специалистом по пустотам», в этой области у него даже изобретения имеются. По его чертежам изготовили какой-то вакуумный механизм, с помощью которого можно и строить, и разрушать: любая железобетонная плита в мгновение превращается в щебень и любую конструкцию можно приподнять с помощью этого механизма.

Ну, тут Ольга не все поняла, а расспрашивать не стала, тем более, что он и упомянул-то об этом вскользь, а повел речь опять о Греции — не о нынешней, а о той, что была в античном времени.