Яков Цивьян - Специальность – хирург

Через четыре месяца после операции мы распрощались с Эмилем, «одев» его в добротную большую «рубашку» из белого гипса. А потом он еще не раз приезжал в клинику на контроль. И, наконец, настал день, когда Эмиль был освобожден из-под моей опеки. Он хорошо чувствовал себя, ни на что не жаловался. Вертикальные нагрузки на позвоночник не вызывали у него болей или других неприятных ощущений. Он лихо демонстрировал это, подпрыгивая вверх. Рентгеновский контроль также показал полное благополучие – место бывшей болезни просматривалось, как хорошо сформированная здоровая прочная костная ткань. Никаких признаков болезни не было. Просто ранее больной второй позвонок отсутствовал. Вместо него виден был единый костный монолит из тел трех позвонков. Прочный. Надежный. Выносливый.

Видимо, расстаться нам было не просто, несмотря на то, что Эмиль уже не нуждался во мне как пациент во враче. Много лет мы периодически общались. Потеряв надежду заполучить меня к себе в гости, Эмиль приезжал на лето в Сибирь. Он часто бывал у меня на даче. В обычной обстановке, где мы были просто друзьями, а не врачом и пациентом, Эмиль раскрыл еще больше все свои человеческие качества, среди которых первенствовали любовь к людям, доброта и доброжелательность, жизнелюбие. Гурман по натуре своей, он оказался незаурядным мастером по изготовлению различных блюд. Он научил меня делать очень вкусный, красивый, ароматный, тающий во рту плов, в который вместо традиционной баранины входила… осетрина. Он же научил меня готовить шашлыки из стерляди – вкусные, душистые, с дымком.

Однако время шло. Отдалялся, оставаясь в прошлом, тот период, когда я настоятельно нужен был моему пациенту. Мы стали реже встречаться, перезваниваться по телефону, обмениваться весточками. Но все же время от времени Эмиль давал знать о себе. Вот он проездом в Москву к сыну звонит из аэропорта. Вот он со случайной оказией передает привет или редкий значок, который ему удалось добыть во время своих бесчисленных поездок по Средней Азии. А то просто сообщит, что жив и здоров, или заглянет на денек-другой. А время все шло и шло. И наконец Эмиль вообще перестал давать знать о себе. Для меня – врача – это хороший показатель. Это значит, что мой бывший пациент здоров и не нуждается во мне. Больше того, это показатель духовного выздоровления. Теперь он настолько поправился и хорошо себя чувствует, что освободился от подсознательной зависимости от меня – врача. Повторяю: мне – врачу – это радостно и приятно. Мне – просто человеку – немного грустно. Грустно, как всегда, когда теряешь общение с человеком, к которому привязался душой.

А Эмиль для меня не просто хорошо знакомый приятный человек, не просто приятель, а человек, за жизнь которого я боролся в жестокой схватке. Такое для врача не проходит бесследно…

Вот уже полтора десятка лет нас связывает большая дружба. Теперь Лера уже взрослый, физически и морально сформировавшийся человек. А тогда, в первый день нашего знакомства, она была маленькой, тяжело больной девочкой. И на протяжении всех лет общения с ней меня поражало несоответствие ее характера внешнему виду, характера, казалось бы, совершенно несоответствующего этому мало могущему, почти беспомощному телу. И когда я думаю о Лере, услужливая память рисует картины теперь уже далекого прошлого…

Мое знакомство с Лерой и ее семьей началось обычным для меня образом – с телефонного звонка. Молодой приятный мужской голос с мягким южным выговором попросил разрешения прийти ко мне. Просьба была сформулирована настолько четко и кратко, что я обратил на это внимание. Позже все объяснилось. Ко мне пришел молодой мужчина небольшого роста в форме морского офицера. На погонах кителя было два просвета с одной большой звездочкой и медицинская эмблема. Мой посетитель рассказал, что он военный флотский врач, живет и работает в Ленинграде. Ко мне его привела беда – болезнь дочери. Он просил разрешения привезти дочь в клинику на лечение по поводу так называемого паралитического сколиоза – искривления туловища, вызванного параличом мышц.

Я согласился обследовать больную девочку и, если это будет в моих силах, помочь ей.

С первых же дней знакомства с Лерой, – так звали дочь военного врача, – я обратил внимание на обстоятельность и выдержку, сочетавшиеся у этой больной девочки с оптимизмом и уверенностью в будущем. У некоторых наших пациентов чрезмерный оптимизм часто бывает показателем неблагоприятным – проявлением сниженного интеллекта. Это всегда настораживает меня, так как затрудняет и усложняет лечение, а порой и исключает его вообще. Оптимизм Леры сочетался с высоким интеллектом и эрудицией, несомненно, выделявшими ее из среды сверстников. Смуглое лицо с большими черными глазами, ямочками на щеках и чуть вздернутым носиком обрамлено копной темных, густых, чуть вьющихся волос. И обворожительная мягкая, порой задорная улыбка, приоткрывающая за яркими полными губами прекрасные белые зубы. И взгляд порой недетских глаз, иногда прикрытых очками, глубокий, вопрошающий взгляд.