Андрей Портнов - Автово

Итак, все мы втроём рылись в своих чемоданах в поисках тёплых вещей. Я сразу же нацепил на себя футболку, тельняшку, свитер, безрукавку, на ноги натянул 2 или 3 трико, 2 пары носков и, наконец-то, лёг на свою кровать, которая находилась возле самого окна.

Полежав немного, я почувствовал сильный пронизывающий ветер и, почти увидел сквозняк, гуляющей по нашей комнате.

— Ребята, — сказал я, — у меня такое чувство, что наше окно… как бы это поприличней, не совсем… э-э-э… целое.

— Сейчас посмотрю, — сказал Владик, встал и подошёл к окну.

— Ого, — сказал он через некоторое время после того, как водрузил очки себе на нос, — да здесь стекло лопнуло, наверное, от мороза.

Ну, что ж, вполне возможно, сегодня Питер встречал нас на редкость скверной погодой.

— Это всё вы мороз из Астрахани понавезли, — почему-то сказал я, а немного подумав, добавил. — Сейчас пластырь дам, у меня его полно. Постарайся заклеить трещины.

Пришлось снова рыться в чемоданах. Через некоторое время Владик уже с моим пластырем стоял у окна и протягивал к нему ручонки. И тут послышался звон разбитого стекла.

— Ой, я тут случайно нажал, а оно как выпадет.

Владик натянул на себя виноватую гримасу и смотрел на нас, ожидая чего-то.

— То-то я гляжу — вроде бы теплее сразу стало! — меня начала бить мелкая дрожь.

Владик спохватился и начал действовать.

— Да тут совсем небольшой осколок величиной с Димин кулачёк. Сейчас я его достану и осторожно залеплю.

— Только бы не в меня, — пронеслось у меня в голове.

На этот раз Владику повезло. Эту уникальную операцию он завершил великолепно.

Итак, опять был потушен свет, снова мы лежали в этих гамаках, накрывшись чёрти чем и дрожали от холода.

— Кажется, я заболеваю, — подумал я, чувствуя, что меня начинает потихоньку знобить. Заснуть я пытался всеми силами, успокаивая себя тем, что всё это только на одну ночь, что завтра мы основательно заклеим окно и, в конце концов, за день надышим, но ничего не получалось. Сон не шёл.

— А вот интересно, — подумал я, — мы с Владиком тут как-то болтаем, беспокоимся, а Рудик — ему что, всё безразлично? Почему он ничего не говорит, Ах, он, наверное, уже всё. Замёрз, бедняга. Надо его разбудить.

И только я подумал об этом, как вдруг в темноте раздался замогильный голос:

— Владик, а ты хорошо окно заклеил? По-моему ещё сильнее дует. Ну-ка, я посмотрю.

Дима встал с кровати и медленно стал подбираться к окну.

— Сейчас посмотрю.

Ох, знал ли я, знал ли Владик, знал ли сам Дима, что именно сейчас он блестящим аккордом завершит и без того уже прекрасно начатую культурно-массово-развлекательную программу на сегодня, которая и без того просто поражала репертуаром.

— Сейчас, сейчас.

Мне было уже не интересно, что там сейчас ощупывает Рудик, мне лишь хотелось уснуть и забыться. Поэтому я повернулся на другой бок и закрыл глаза, как вдруг ужасный грохот заставил нас с Владиком приподнять свои головы и в недоумении уставиться на Рудика.

— Ба-а-а! Упало! Чего это оно упало? И что же теперь делать? — медленно, почти нараспев, сказал он.

— Чего упало? — заорал я, хотя уже догадывался что, по внезапно сильному порыву ветра и обжигающему морозу.

— Я только руками к нему прикоснулся, а оно как «хрясь»… и упало. Ба-а-а!

— Много что ли упало? — подключился Владик, уже вскочив с кровати и включив свет.

— Да чуть-чуть побольше прежнего.

Как в кошмарном сне я ползком по кровати добрался до этого чёртового окна и в конвульсиях упал снова.

То, что я увидел, ужаснуло меня до такой степени, что я уже стал подумывать о ближайшем переходе в мир иной.

Одна треть большого оконного стекла была выбита вчистую. Эта дыра просто поражала своими размерами.

— Это — конец! — подумал я. И тут безумный приступ ярости охватил меня.

— Идиоты, — я говорил уже почему-то во множественном числе, — ну, спасибо, удружили! Заклеить что ли нормально нельзя было?! Идиоты, больные! Вот сдохну сегодня ночью, будете знать!

Чего они будут знать, я не уточнял, но в том же духе продолжал пороть очередную чушь. Ещё бы немного, и я стал бы биться в истерике как эпилептик. Я чувствовал, как меня душат слезы, хотя наружу не прорвалась ни одна слезинка. Терпение моё было лопнуто. Я думал, что смирился с окружающими меня условиями, но оказалось, что это далеко не так.

Владик с Рудиком, наверное, уже перестали понимать мой бессвязный бред и, поняв, что меня лучше сейчас не трогать, молча ухватились за выпавший осколок, который каким-то чудом не разбился, и стали подгонять его к оконной дыре.