— Владик, что это у тебя на окне лежит такое мокрое и слизкое? — спросил Рудик, доставая масло из межоконного пространства, куда мы складывали все наши скоропортящиеся продукты, так как температура воздуха здесь была куда ниже, чем в любом холодильнике.
— Что? Где? — Владичка трусцой подбежал к окну и склонился над свёртком, на который театральным жестом указывал ему Рудик. — А, да это мои сосиски! Я их сегодня, наверное, съем, если не забуду.
— Конечно, не забудешь, — подтвердил Рудик, — как и неделю назад, у тебя тогда ещё колбаса плесенью покрылась. Помнишь?
— Когда?
— Ну, ты ещё в тот день кефир себе на трусы пролил. Кстати, может быть, ты их, наконец-то, постираешь? А то у меня носочки попахивают. Освободи таз.
— Ага!
Владик отбросил все свои дела, схватил таз с бултыхающимися в нём трусами и убежал в прачечную.
— Может быть, ты сам выкинешь его сосиски, — спросил я, лёжа у себя на кровати и слушая до сих пор эту болтовню молча. — Всё равно они уже ни на что не сгодятся, только вонь от них идёт по всей комнате. И не бойся, он всё равно не заметит. А если вспомнит через неделю, то скажешь, что скормил их подыхающей кошке, чтобы долго не мучилась. Изобрази при этом гримасу скорби и отчаяния — у тебя это хорошо получается.
После этого я лениво поднялся и пошёл в коридор. Пахом с Султаном сидели на карачках около своей двери и курили. Я сел рядом с Султаном и попросил у него сигарету. Под удивлённые взгляды и аплодисменты я закурил вместе с ними.
Скрипнула дверь 225-ой и оттуда вышла Лариса. Проходя мимо нас, она остановилась около меня и спросила:
— Ну, и как, нравиться?
— А то! — ответил я.
— Теперь курить будешь?
— А то!
— Нехор-р-рошо! — сказала умная девочка.
— А то! — ответил я, видимо, позабыв все остальные слова русского языка.
После этого случая я уже не скрывался ото всех с сигаретой в зубах, но всё же одному человеку так и не посчастливилось увидеть, так сказать, моё падение. И этим одним по иронии судьбы был наш Владик.
Тем временем, понабравшись немного опыта, Сони с татарами решили устроить новую дискотеку.
После того, как Сони проколол мне нос с бровью, он уже не раз бросал на меня вопросительные взгляды. Я их, разумеется, понимал. Добрый мальчик ждал бутылку за свои труды. Ну, что ж, вот он, подходящий случай поставить ему пузырёк. Напомню, что в этом семестре мамочка выделила мне литр спирта, а так как я не отношусь к числу законченных алкашей, то спирт мне было не жалко. Решено, только вот помахаю бутылкой перед индусской рожей, чтобы он ещё раз послужил мне. Не пропадать же моим колечкам, с помощью которых было изнасиловано моё лицо.
Через минуту я уже ломился в 204-ую, но безрезультатно. Догадавшись через 30 минут, что Сони нет дома, я уже было повернул обратно, как вдруг увидел в конце коридора икающее чёрное двухметровое пятно. Приближаясь с каждым шагом, пятно всё больше и больше приобретало черты Сони.
— Привет, ик, Рижий! — завопило пятно, подойдя ко мне вплотную.
— Привет, Сони! Где шляешься? Пойдём со мной, у меня к тебе дело.
Я повел его к себе в 215-ую, где в данный момент не было моих соседей, и сказал, что совсем неплохо было бы, если он мне проколет ещё что-нибудь.
— Решился, да? — Сони показал свой оскал. — Всьё же решился член проколоть?
— И даже не надейся, — резко отрубил я, — ты мне сейчас проколешь обыкновенное ухо.
— Как ухо? — Сони был явно шокирован моим откровением. — Рижий, зачьем ухо? Это примитьивно! Сам ведь говорил!
— Говорил, ну, и что! Я говорил ещё, что и пузырёк тебе поставлю! Давай говори, как садиться и коли.
Как я и предполагал, напоминание о пузырьке благотворно подействовало на Сони. Размахивая в экстазе руками в стиле а-ля Гармашёв, двухметровый скинул тетради с моего стула (других свободных он, видимо, в этот момент не нашёл), сел на него, а меня посадил перед собой на пол. Иголку со спиртом для протирки я подготовил заранее, так что к операции мы приступили немедленно.
Надо сказать, что где-то в глубине души я боялся, что сейчас испытаю ощущения, схожие с теми, что довелось мне испытать в ту злосчастную ночь изнасилования моего лица в 204-ой. Хотя я догадывался, что проколоть ухо и вставить туда серьгу — дело плевое по сравнению с носом и бровью…
Сони чиркнул зажигалкой и подкоптил, падла, мою единственную иголку, затем протёр её спиртом и…
Сказать, что было почти не больно, значит, ничего не сказать. Я практически ничего не почувствовал. Игла вошла в ухо, как нож в масло. Да, Сони был знатоком в этом деле, тем более после таких извращённых тренировок.
Читать дальше