Валерий Карышев - Москва тюремная

Только теперь блондинка заметила, что пальцы говорившего испещряют фиолетовые зоновские «гайки»-наколки. Впрочем, это не насторожило женщину: у ее хахаля, Коли, таких наколок было не меньше, да не только на пальцах.

— Золото, говоришь? — блондинка недоверчиво взглянула на крестик с цепочкой.

— Вот, посмотрите, проба. Пятьсот восемьдесят пятая. Подарок крестного, всю жизнь ношу. Я бы ни за что не продавал бы, если бы не мать. А то приеду — а ее уже нет. Выручите, пожалуйста!

— И... сколько ты за это хочешь? — нерешительно спросила блондинка. Уроженец Белгорода назвал цену, и она не показалась женщине чрезмерной.

Скорее наоборот: крестик с цепочкой можно было бы сразу же занести в скупку и загнать его в двойную, а то и в тройную цену.

— Тут одного веса граммов тридцать, если не больше! — чуть не плакал провинциал. — Даром, считайте, отдаю!

— А почему в скупку или в ломбард не несешь?

— Так ведь там паспорт требуют! А документы у меня украли... Не знаю, как билет покупать. В кассе-то паспорт требуют!

Деньги у блондинки были. Только что она заняла у подруги три тысячи рублей, которые через знакомого адвоката надлежало передать хахалю Коле. Хахаль томился в ожидании этапа на Краснопресненской пересылке и слезно молил: горю, мол, срочно найди деньги! Нехитрый арефметический подсчет подсказывал: если купить крестик с цепочкой сейчас, а затем загнать его в скупку, долг в три тысячи рублей можно будет считать погашенным...

Наманикюренная рука полезла в сумочку за бумажником.

— Сколько, говоришь? Ладно, давай. А это точно золото?

— Да стал бы я вам фуфло задвигать!..

— Равиль, такое дело... Я не могу погасить тебе «представку». Понимаешь, подруге моей, Зинке, какой-то чмошник на Киевском фуфловое «рыжье» задвинул. А она, дура, последние филки за него выложила, — срывающимся голосом произнес Кашкет.

— Нет, брат, так не пойдет, — посуровел Равиль. — Заигрался — давай. Ты говорил, мы все слышали.

Кашкет и сам понимал, что не пойдет. Уговор дороже денег: договорились рассчитаться двадцать второго, то есть через четыре дня после проигрыша, значит, надо неукоснительно соблюдать условия договора. И выигравший абсолютно прав: какое ему дело до глупой бабы, которой задвинули фуфловое «рыжье»?!

— Не могу я сегодня «представку» погасить. Войди в положение! Возьми хоть мои «кишки» в зачет, — просительно заглянув в глаза кредитора, Коля протянул ему кожаную куртку.

— Возьму, конечно... Не тебе же оставлять, — ответил Равиль, примеряя лепень.

— Зачитываю ее в десять баксов. Когда остальное закроешь? До полуночи у тебя еще время есть.

— Я не смогу закрыть остальное, — пугаясь собственного голоса, произнес Кашкет.

— Как — вообще?

— Вообще...

— Значит — фуфло мне заряжал? — не дождавшись ответа, Равиль со значением покачал головой. — А знаешь, как называются те, которые фуфло заряжают? Фуфлыжниками называются. А знаешь, что с фуфлыжниками делают? В глаза мне смотри! — неожиданно повысил голос говоривший. — Кому говорю — в глаза!

Подняв взгляд на татарина, Кашкет понял: от этого человека вряд ли можно ожидать пощады. Фуфлыжникам не принято прощать: простив карточный долг, выигравший неминуемо потеряет авторитет. И теперь только Равиль вправе решать, как поступить с проигравшим. В худшем случае он «опустит» его, «путевого мужика Кашкета», прямо на пересылке. В лучшем — сломает ему руку, что вполне соответствует ситуации.

— Ну, что, фуфлыжник — очком отвечать придется... — пальцы Равиля уже расстегнули ширинку брюк, когда фуфлыжник, полностью потеряв контроль над собой, бухнулся на колени и, закатав рукав, вытянул вперед руку.

— Равиль, не надо! — срываясь в истерику, кричал он. — Рука карты держала, ее ломай! Я рукой отвечу, Равиль, только не это!..

Но татарин, не обращая никакого внимания на крики фуфлыжника, уже расстегнул штаны, приспустив их до колен.

— Пацаны, подержите его под локти, чтобы не брыкался, — произнес он, оборачиваясь к сокамерникам. — «Сеанс», порнуха какая-нибудь есть? Ага, давай сюда — я ему на спину повешу...

Уже на «зоне», куда Кашкет отправился в ранге «опущенного», он случайно узнал: его недавний противник Равиль слыл самым фартовым «каталой» Казани. Первоначальный проигрыш был типичной игровой уловкой, призванной ослабить бдительность соперника. Странно, что Кашкет, знавший и не такие приемы «катки», купился на фуфло. Это был не единственный прокол проигравшего. Уже в «столыпине», по дороге на «зону», Кашкет понял и другое: новенькая карточная колода, купленная у краснопресненского вертухая, наверняка была предварительно «заряжена». Равиль оказался настолько виртуозным «каталой», что даже опытный Коля не заметил обмана... Никто не тянул Кашкетина играть в карты, никто не заставлял шпилять на «представку»...