Валерий Карышев - Москва тюремная

Утро шестнадцатого января 1997 года началось в камере сто пятнадцать Матросской Тишины, как и обычно.

Появление баландера, раздача пайки, дележка ржавой «чернушки». Нелюбин так и не смог привыкнуть к изыскам тюремной кулинарии и потому не притронулся к каше. Он очень рассчитывал на передачу, которую должны были передать оставшиеся на воле пацаны, но передачу сегодня почему-то не приносили.

После завтрака арестанты, не спавшие ночь, забрались на шконки — пришла их очередь отдыхать. Оставшиеся бодрствовать обратились к привычным занятиям — просмотру телевизионных «сеансов», игре в домино и нарды, чтению переданных с воли газет.

На Нелюбина никто не обращал внимания, и это вселило в него надежду: может быть, ему удастся прожить и этот день? Может быть, все эти уравнения, дающие в результате единицу, лишь плод его воспаленного воображения?

Теперь Олегу больше всего хотелось раствориться в воздухе, стать невидимым, неосязаемым для сокамерников. Он держался тихо, стараясь не обращать на себя внимания, но взгляды арестантов, то и дело бросаемые в сторону его шконки, оправдывали самые худшие опасения. И надежда прожить еще хоть сутки, появившаяся с утра, таяла, словно песчаный замок под ударами волн.

Товорят, многие люди предчувствуют свою смерть. Товорят, в тюрьме это предчувствие, как правило, обостряется. Нелюбин понял: э т о должно произойти сегодня. А поняв, ожесточился внутренне — уж если ему суждено умереть в этих постылых стенах, то он утащит с собой в могилу двух, трех, четырех ... Сколько получится.

Такое в минуты отчаяния случается даже с самыми робкими и безответными людьми — необъятная волна гнева застилает глаза, слепая злоба поднимается из самого нутра, и уже не думаешь о каре и не страшишься мести, и нет большей радости, чем выбитый глаз или порванный рот противника, и нет большего счастья, чем кровь, хлещущая из артерии...

А ведь аналитик курганских отморозков был далеко не робкого десятка.

Нелюбина не трогали до самого отбоя. И лишь после окончания последнего выпуска теленовостей, когда телевизоры были выключены и на «хате» воцарился фиолетовый полумрак, к его шконке наконец подошли.

Их было человек шесть. Все как на подбор — рослые, крепкие, с прекрасно развитой мускулатурой. Предводительствовал Лесцов — как, впрочем, и следовало ожидать.

— Че, бля, копыта разложил, падла гребаная, — уже накручивая себя на предстоящую драку, произнес один из подошедших. — Поднимайся, маромойка. Базар к тебе один небольшой есть.

Олег уже знал, что ударить надо первым и обязательно неожиданно — это внесет растерянность в ряды исполнителей приговора. А дальше — как получится. Он будет бить, душить, кусаться, выдавливать глаза, ломать кости — пока не умрет.

Короткий прямой хук — и стоявший впереди Лесцов, не ожидая такого начала, отлетел в сторону. Нелюбин пружинисто вскочил с нар и, оттолкнув локтем стоявшего слева уголовника, впечатал кулак в челюсть второго. Но следующего удара нанести не сумел: некто, прятавшийся за спинами, с животным рычанием бросился ему в ноги, и Олег, неожиданно для себя потеряв равновесие, тяжело и неуклюже свалился на пол.

И тут же на Нелюбина посыпался град ударов.

Треск, глухое гудение в голове, беспорядочные пинки ногами, и уже не остается сил отвечать. После удара ногой в затылок перед глазами поплыли огромные-огромные фиолетовые круги, Олег попытался подняться, он даже встал на четвереньки, но тут же получил слепящий удар по почкам. Еще один удар — в переносицу. Еще один — в солнечное сплетение. Еще один — в промежность...

Ни Лесцов, ни другие сокамерники, принимавшие участие в убийстве, наверняка не сразу заметили, что они бьют уже мертвое тело. Коротко стриженная голова безжизненно моталась в темно-красной лужице, переломанные руки нелепо подворачивались под туловище, а спортивный костюм почти весь пропитался кровью.

А его продолжали бить.

Наконец, спустя минут двадцать, Лесцов сделал знак прекратить избиение. Наклонился, брезгливо отвернул веко, пощупал пульс.

— Кажись, сдох, — резюмировал он и, нехорошо хмыкнув, добавил: — Как говорится, собаке — собачья смерть... Братва, давайте его на ту шконку перетащим. Шнырей разбудите, пусть кровь затрут. А насчет ментов не менжуйтесь — я грузняк на себя взваливаю. Как и договорились.

17 января 1997 года, в 10.52, во время планового обхода режимного корпуса № 1 дежурный наряд режимной части остановился у двери камеры № 115 первого корпуса. Во время осмотра в камере был обнаружен обезображенный до неузнаваемости труп подследственного Нелюбина О. Н., 1965 г. р., уроженца г. Кургана, обвиняемого по статье 209 («Бандитизм»).