3.
Между тем Ваня ощупывал комнату. Рядом с дверью оказалась печка, теплая, недавно топлёная. В каморку она выпирала боком, и он, ощупав кирпичи, сообразил, что ели разбирать её по кирпичику, тогда можно выбраться в коридор, а там и на волю.
Соображая таким образом, он приговаривал:
— Сижу за решеткой… в темнице сырой… вскормлённый на воле орёл молодой…
Рядом кто-то простуженно кашлянул.
— Тут не баня случаем? — насторожился Ваня. — А то я однажды залетел ненароком… а там люди голые. Черт знает что творится!
— Видел бани древяны… — сказал простуженный голос. — Пережгут и идут в неё, изволокутся и будут нази. И облиются квасом кислым и възмут на ня прутие младое и бьются сами.
— Овсяник! Это ты?
— Я.
— Что ты бормочешь?
— Который человек студенаго естества и сахуго, тои молчалив и не верен, а я борзо глаголю.
— За что тебя сюда заперли?
— То беси… Не уподобляйся им, боронись молитвою и святым крестным знамением.
А в коридоре поднялся шум, крик, возня. В общей суматохе кто-то осторожно отпер дверь каморки, и голос смиренного Алексея сказал тихо:
— Эй вы, классовые враги! Живо ноги в руки… Успеете удрать — ваше счастье.
Ваня и Овсяник, не узнанные, протиснулись сквозь толпу в коридоре, выбрались на крыльцо. Тут женщины возбуждённо переговаривались:
— Жаловаться надо…
— Кому!?
— Это что ж такое: корову вывели со двора и тут же зарезали. Лопочут не по-нашему…
— Это татары, небось.
— Татары от Суховеркова наступают, а польская шляхта совсем с другой стороны.
— Да кто их видел-то?
— Я видела. Давеча показались — на конях, в красных жупанах, в шапках вот таких, с разрезом. Я сразу догадалась: поляки.
— Никакие это не татары и не поляки, а чеченцы. Они в деревне Верхний Дор летось скотный двор строили. Им наши здешние места знакомы, знают, где что есть, вот и разоряют. Адресно!
— В красных-то жупанах?
— Да не чеченцы это, а карабугазы. Они говорят: вы — дети снегов, мы — дети песков…
Возле крыльца стояла лошадка, запряженная в сани, мирно хрупала сено. Ваня успел спуститься с крыльца, когда из темноты коридорной послышалось:
— А-а, гады! Шаг влево, шаг вправо — побег! Алфёров, стреляй!
На крыльцо выскочил Трегубчик, чертом слетел по ступенькам, вцепился в Ваню одной рукой, в другой у него было охотничье ружьё. На этот раз Ваня вывернулся и изо всех сил врезал ему кулаком по уху. Трегубчик на ногах оказался некрепок, упал.
Овсяник ошалело смотрел. Ваня ему:
— Чего стоишь, разиня рот! Бежим!
Тот нырнул под брюхо лошади и исчез в снегу. Ваня подхватил упавшую с головы Трегубчика шапку и рванул было в сторону.
— Нет, не уйдёшь! — послышалось сзади.
Это Трегубчик крикнул, вскакивая, и прогремел выстрел… Словно пуля из того ружья, Ваня вонзился в снежную стену, выбился в какой-то ход и побежал по нему вниз — это к реке, в сторону Вахромейки. Сзади слышались приглушённые голоса и конское ржание.
4.
Вахромейка была как бы частью села Пилятицы, их разделяла неширокая река. Подснежный ход вёл как раз к переправе, где набросаны были в беспорядке поверх льда доски и жерди. По-видимому, мосточек этот не раз уже наводили и разбирали. Тут и там плескалась вода в полыньях — не так-то просто перейти. На этом неверном мосточке Ваня остановлен был грозным окриком:
— Штой, хто идьёт?
Крикнуть так мог только Володя Немтырь. Володя работал в Пилятицах, но жил в Вахромейке. Человек он добродушный, любитель кошек и собак и большой знаток кино, вот только речевой аппарат у него устроен как-то так, что собственный язык говорить ему мешает.
— Сам ты идиот, — негромко отозвался Ваня.
— Штой! Штрелять буду!
В руках у Володи и впрямь ружьё, оба ствола смотрели зловеще, палец на курке. Может и пальнуть Слава Богу, узнал:
— А-а, это ты, Ванюшка… Ну, проходи. Я думал, хто иж Питятич.
— Ты что, на охоту вышел?
— У наш тут штало нешпокойно. Народеч штал немирный, как на Кавкаже во времена Михал Юрича. Шуть што — штреляем.
— Совсем ошалели.
— Да ражве мы? Тут немши ш автоматами, татарва ш луками и штрелами, да ещё эти… и ш неопожнанного летающего… в шкафандрах ли, комбинежонах ли, хто их ражберёт!.. Ну и большевики, вроде штервы Мухина. Только и жди от них пакошти. В опщем нечишть вшякая ражвелашь.
Оказалось, Володю Немтыря поставили на охрану границы: в Пилятицах у власти коммунисты, а в Вахрамейке демократы.
Читать дальше