— Вчера утром мы поженились, — сообщила она, — а сегодня начинается наш медовый месяц. Так что праздничного обеда не будет.
— Но как же так? — спросил Коди.
— Мама и Сэм немного повздорили.
— Ясно.
— Мама сказала… И Сэм ответил ей… А потом я сказала: «Слушай, Сэм, а почему бы нам не…» Единственно, перед кем мне неловко, — это перед Эзрой. Сколько труда положил — и все впустую.
— Да ему пора бы уже привыкнуть, — сказал Коди.
— Он собирался угостить нас молочным поросенком.
Неужели Эзра не заметил, подумал Коди, что их семейство в полном составе ни разу не пообедало у него по-людски? Что они обязательно ссорятся и уходят из-за стола посреди обеда, а иногда даже не успевают сесть за стол? Конечно, он не мог этого не заметить, но вот углядел ли в этом закономерность? Нет, вероятно, он рассматривал каждый обед как отдельную семейную встречу и не сравнивал его с другими. Может, он вообще не сопоставлял их, даже в мыслях. Может, он дурак.
Правда, был один случай — они отмечали начало новой карьеры Коди, — когда добрались до сладкого; и, если бы десерт тогда не был заказан, можно было бы считать, что обед от начала до конца прошел благополучно. Но десерт был заказан, да так и остался недоеденным, расплываясь по тарелкам, потому что мать обвинила Коди, что он открывает новое дело нарочно, лишь бы уехать подальше от дома. Вспыхнула небольшая перебранка. Разговора не получилось. Коди ушел. Так что, по сути, и этот обед нельзя считать завершенным. Почему же Эзра продолжал упорствовать? Вернее, почему все они продолжали ходить на эти обеды?
Пожалуй, они встречались чаще, чем другие, счастливые семьи. Казалось, именно неурядицы и заставляли их встречаться снова и снова (не означало ли это, что когда-нибудь они завершат свой семейный обед, а потом разойдутся навсегда?).
Как только Дженни повесила трубку, Коди сел на диван и начал просматривать утреннюю почту. На душе у него было неспокойно. Непонятно, как это Дженни могла выйти замуж за художника Сэма Уайли, маленького, щуплого задаваку с бегающими глазами. Непонятно, отменит Эзра обед или отложит его на будущее, когда у молодоженов окончится медовый месяц. Мысленно он видел Рут в ресторанной кухне за работой — огрубевшие, исцарапанные пальчики панировали мукой куриные ножки. Затем Коди пробежал проспект страховой компании и задумался над тем, почему никто от него не зависит, случись ему умереть, даже страховку никто не потребует.
Он вскрыл конверт с крупной надписью ВЫГОДНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ, внутри оказалось три рекламных образца почтовой бумаги и бланк для заказов на плотной мелованной бумаге. Один образец был бледно-голубой с монограммой «ЛМР» наверху в середине листа. На втором кружевными буквами было выведено имя — ПОЛА, причем букву «П» оплетала гирлянда вьюнка; третий образец представлял собой лист бумаги, который можно было сложить в виде конверта. На обороте был напечатан узор из бабочек и адрес: Миссис Гаролд Александер, 219, Бульвар Св. Бьюлы, Даллас, Техас. Коди внимательно изучил адрес, потом вынул из нагрудного кармана ручку и начал писать измененным почерком, с наклоном влево:
«Дорогая Рут!
Решила черкнуть тебе пару строк и передать привет от всех нас. Как дела на работе? Как тебе нравится Балтимор? Гаролд говорит, чтобы я спросила, не встретила ли ты там подходящего молодого человека. Вчера ему приснился странный сон, будто он видел тебя с высоким мужчиной, черноволосым, сероглазым и в сером костюме. А я сказала: „Надеюсь, сон в руку“.
У нас все хорошо, только Линда на прошлой неделе пропустила один день занятий в школе. По-моему, она просто струсила перед контрольной по математике. Ха-ха! Она передает тебе привет и тысячу поцелуев. Пиши, не откладывай. Ладно?»
Под конец он все-таки нашел правильный тон и пожалел, что на листе не осталось свободного места. Подписался он так: «Целую, Сью (миссис Гаролд Александер)». Коди запечатал конверт, наклеил марку и надписал адрес. Потом положил письмо в другой конверт и написал записку однокашнику, бывшему соседу по общежитию, который жил теперь в Далласе, с просьбой опустить письмо в ближайший почтовый ящик.
На этот уикенд он не поехал в Балтимор, и в награду ему приснилась Рут. Она встречала поезд, на котором он ехал. Он увидел ее на платформе: она вглядывалась в окна медленно плывущих вагонов. Он с таким нетерпением ждал встречи с нею, так хотел увидеть, как просветлеет ее озабоченное лицо, когда она заметит его, что окликнул ее по имени и… проснулся. Он успел еще уловить в темноте что-то вроде отдаленного эха — даже не имя, а какой-то бессмысленный звук, произнесенный во сне, целых четыре часа он пытался вернуться в свой сон, но тщетно.
Читать дальше