Альфия Умарова - О видах на урожай, альфа-самцах и кусочке счастья (сборник)

— Ну, если упрощенно, то да. А еще он — уверенно прет напролом, вожак, крутой, как теперь говорят. Так наука этология утверждает.

Еще одно новое слово Петровичу уже было не осилить. И спрашивать не стал, что за наука такая. Решил выпить вторую стопочку, пока «не закипела».

— Скажи, получается, что и я этот самый примативный высоко мужик? Меня ведь женщины всегда любили.

— Ну, в общем, да. И ты тоже высокопримативный самец. Да и я тоже, — вздохнув, отчего-то невесело произнес Сергей Васильевич.

— Да нет, я не такой, — не согласился все-таки Петрович. — Вадим этот — самец приматный, чтоб ему ни дна ни покрышки, а я — нет. Я не такой. Я на подлость не способный, как он.

— Ну почему же непременно на подлость? — Сергей Васильевич налил себе еще квасу. — Вот нашего президента, например, тоже называют высокоранговым или альфа-самцом.

— Президента? — с сомнением переспросил Петрович.

— Ну да. А будь иначе, разве выбрали бы его снова?

— А ведь прав ты, Васильич, будь он поплоше — не выбрали бы. А так — орел-мужик, высокого полету, — переиначил на свой лад Иван Петрович с трудом запомнившиеся было слова.

И добавил:

— Ну, в компании с ним быть таким самцом я согласен. Раз так, Васильич, наливай мне последнюю — Бог троицу любит, да и пойду я домой. Отдыхать. Только запомнить надо, чтобы зятю сказать, как еще приедет, кто он, гад, есть: высокопримативный самец, — произнес Петрович четко. Без запинок. И это после трех стопок! И добавил: — А морду я ему все равно набью. Будет знать, кто в доме альфа-самец!

…Ночь опустилась на Носово, накрыв ее ароматами нагретой за день земли, шорохами, редкими вскриками птиц, отзвуками гремящей где-то грозы. Сергей Васильевич сидел в темноте у открытого окна, глядя на дальние всполохи молний. Не спалось. Из головы не шел недавний разговор с Иваном Петровичем. И не только он. Улыбнулся, вспомнив, как старался тот не забыть новые для себя слова. А ведь точно зятя своего поколотит! Петрович хоть и разменял давно восьмой десяток, а горячий как юноша, вон как кипел негодованием.

Если бы всё было так просто… Не уважаешь других, лезешь нахально в чужой дом со своим уставом — кулаком привьем почитание, а нет — вот Бог, вот порог. А как же жизнь дочери? Ведь она этого дурака любит. И не по науке этологии любит. А какого есть. И не важно ей, высокоранговый он или нет.

«Да и какая, к черту, разница? Что эта наука да и любая другая дает для понимания сущности человека, смысла его жизни? — словно спорил с кем-то невидимым Сергей Васильевич. — Разве может она научить не разрушать себя, свой мир. Научить не только следовать инстинктам и стремиться получить как можно больше впечатлений, эмоций, адреналина, а перебороть в себе первородное, звериное, прислушиваться к тому, что вовне, вокруг, уметь услышать, понять. Ту же природу. Она же вопиет уже — захламленная, загаженная, отравленная, напрочь загубленная цивилизацией. А мы ее дальше губим…»

Есть желание покорить горную вершину, думалось ему, переплыть океан в одиночку, перейти Ниагарский водопад по канату, в конце концов написать «Здесь был Вася» где-нибудь, где эту надпись кроме самого Васи, может, никто и не прочитает? Да ради Бога! Пусть это будет самый «страшный» и явный след пребывания Васи на земле. Но зачем делать из этой земли помойку, чтобы кругом мусор, грязь… Причем прежде всего в мозгах. Уже недостаточно просто секса, просто бокала хорошего вина, просто радости, просто счастья. Нужно, чтобы зашкаливало, чтобы «крышу» сносило. И тогда в ход идут наркотики, алкоголь в немереных количествах, а дальше по цепочке нередко и насилие…

«Какая здесь тишина. Покой. Птицы поют. Сверчки… как в детстве… А пахнет как… травой скошенной, цветами… Ощущение, будто всё гармонично и ладно в мире. И правит им — любовь. И не разрушающая, а созидающая.

Эх, перестали мы за суетой, погоней за миражами видеть и чувствовать красоту простых вещей и явлений. Ценить то, что имеем, — пусть крохотный, локальный, но свой кусочек гармонии и счастья. Выстраданный. Родной.

Надо бы завтра к приезду Аленки земляники ей собрать. И цветов полевых букет. Она любит цветы. Хотя нет, не буду, станет журить, зачем, мол, нарвал, они же завянут быстро, а так растут и глазу весело. И пусть весело. Хорошо, когда человека радуют мелочи — простые и естественные…»

Странная штука память. Нередко мы задаемся вопросом: отчего в воспоминаниях гоним прочь неприятное, что когда-то огорчало, раздражало, выводило из себя?.. Отчего хочется слышать и слушать в себе только то, отчего сердце вдруг в волнении подкатывает к горлу, застучав неравномерно, вразнобой с привычным ритмом…