Виктория Лебедева - В ролях (сборник)

Сергей обернулся. В дверях неподвижно стоял хозяин и со вниманием рассматривал их, обнявшихся посреди комнаты. Посмотрел, равнодушно отвернулся и ушел.

— Сереж, я его боюсь, — шепнула Катя.

— Брось. Ничего он тебе не сделает.

— А чего он так смотрит?

— Сама посуди, жил себе и жил, а теперь вдруг чужие люди в доме, все другое… Ну, солнышко… Ну чего ты?

— Да, всё другое, — эхом отвечала Катя.

А хозяин целыми днями бродил по квартире, озирая стены, очищенные до бетона, смотрел, задрав голову, на свежевыкрашенные дверные косяки и временами громко чихал. Запахи свежей краски и клея были ему явно не по душе. Он появлялся бесшумно и всегда неожиданно, так что Катя непременно вздрагивала, случайно поймав его изучающий, холодный, немного растерянный взгляд. Иногда он надолго придремывал в любимом кресле, которое так и болталось все время посреди гостиной и по мере надобности кочевало из угла в угол, и тогда Сергей шептал в утешение жене:

— Ну посмотри, какой он потерянный! Разве тебе не жаль старика?

— Жаль, — тихо отвечала Катя.

Но жаль ей не было. Совсем. И собственная черствость ее удивляла. Она боялась хозяина все больше, сама не знала почему. С виду он был вовсе не страшный, а даже симпатичный. Вот только бы не этот свинцовый взгляд…

Долго ли, коротко, ремонт потихоньку продвигался. Потолки были побелены (кроме кухонного, который Катя смеху ради выкрасила масляной краской в оранжевый цвет, в тон новой плитке над раковиной), выправлены и выкрашены рассохшиеся рамы, разобран весь хлам на балконе.

Они расстелили обои вдоль коридора и густо мазали клеем, двигаясь с двух сторон навстречу друг другу. Из дальней комнаты неслышно вышел хозяин. Катя замерла. Хозяин шел прямо на них, вроде как не видел. У самого края расстеленного рулона он остановился, замер брезгливо на несколько мгновений и медленно, с достоинством пошел по стеночке, где, казалось, мышь не проскочит. Прошествовал и тихо свернул в кухню. Сергей и Катя еще долго смотрели ему вслед, а клей впитывался и подсыхал, так что, когда они отмерли, пришлось мазать заново.

— Знаешь, — тихо сказала Катя, не поднимая головы, — может, мы зря все это затеяли?

— Не выдумывай, солнышко, копейки остались! — ответил Сергей бодро. — Еще пара недель, и будем перебираться! Не знаешь, по размену уже звонил кто? Теща тебе не говорила?

— Вроде нет. — Катя пожала плечами. — Разве она скажет? А вообще странно. Мы вроде цену не задирали, ничего такого.

— Это покупатели ждут, пока мы тут закончим, — рассмеялся Сергей. — А Новый год будем уже в своем собственном доме справлять, вот увидишь.

— Твои бы слова да Богу в уши, — улыбнулась Катя. — Значит, через две недели?

— Через две и ни минутой позже!

Но так уж вышло, что ждать две недели им не пришлось, а всего лишь два дня. Потому что теща, теща…

А теща опять ничего не сказала, точнее — им не сказала, Кате и Сергею, но, когда они вечером вернулись пораньше, настелив в коридоре новый кусок линолеума, который должен был еще прижиться, присохнуть к полу, отчего в съемной квартире им целые сутки нечего было делать, — когда пришли и тихо, чтобы не шуметь, открыли входную дверь и оказались в коридоре, услышали, как из комнаты тещи раздается надрывная истерическая скороговорка, местами переходящая в шипение: мы ничего не продаем, нет, это неправильный телефон, что вы себе позволяете, нет, номер наш, но все равно нет, не давали мы никакого объявления, разбирайтесь как хотите и с кем хотите, нет и отродясь не было тут никакого Сергея, никакой Катерины!

Сергей сжал кулаки и стиснул зубы, и желваки заходили, а взгляд стал такой, какого Катя никогда еще у него не видела, потому на всякий случай схватила мужа за локоть и повисла на нем, чувствуя, что мышцы под пальцами сделались каменными, зашептала: «Только не трогай ее, ради бога, только не трогай!» А он и не собирался трогать, точнее — не собирался бить или учинять еще какое рукоприкладство, ему лишь хотелось всей пятерней взять тещину головенку с тощим пучком волос, подкрашенных хной, и сжимать, сжимать, сжимать — до тех пор, пока весь этот яд, всё это змеиное шипение из нее не выйдет и не останется нормальный человек, который сам пожил и должен дать жить другим. Но Катя висела на локте и не пускала в комнату тещи.

А потом теща с победным видом вышла в коридор, где застала зятя с дочерью — застывшую скульптурную группу, молча смотрящую прямо на нее — невинную и ничего такого не сказавшую, — и, растянув улыбку во всё крошечное лицо, еще почти не тронутое морщинами, елейно проворковала: