Над песчаным морем и горными цепями пустыни появились летательные аппараты белых. Со стоянок номадов они насильно забирали испуганных юношей, а по прошествии нескольких часов снова возвращали бросающимся навстречу сородичам. Люди тубу позволяли пришельцам остаться у них на ночь. Когда же луна заливала окрестности белым светом, бронзовые мужчины, до того прятавшиеся в тени возле палаток чужаков, бесшумно проникали внутрь, метали копья. Однако копье улетало во тьму не дальше чем на ширину ладони. К ужасу бросившего копье тубу, железное острие словно отскакивало от стенки; длинное вибрирующее древко катилось назад. Пришельцы в своих палатках не подавали признаков жизни, вокруг же их лагеря шныряли, пригнувшись, номады с закутанными лицами, сжимая в руках револьверы, полученные в подарок: в красных тарбушах, сине-черных суданских галабиях и шароварах, сине-черных платках, прикрывающих нос и рот. Чем ближе они подступали к чужакам, тем тяжелее становилось у них в руках оружие. Приходилось приложить усилие, чтобы выставить вперед револьвер, — тот, казалось, боялся приблизиться к прежнему владельцу. Когда же взведенный курок наконец щелкал, образовавшийся при сгорании газ только чуть-чуть проталкивал пулю вперед по стволу, а потом ее заклинивало и ствол с треском взрывался, калеча руки стрелка. Чужаки невозмутимо поднимались на ноги. Поправляли прикрепленные к груди кожаные футлярчики, содержащие железоотталкивающий заряд, перевязывали раненых номадов, заговаривали со стрелявшими, которые теперь валялись на песке перед ними, и с теми, кто неподвижно лежал в засаде в черных тамарисковых зарослях.
К кочевникам, которые со своими верблюдами перемещались от одного иссыхающего колодца к другому, спускались с неба крылатые чужестранцы, раздавали им бурдюки с водой. Тогда-то смятение нетерпение и распространились среди племен пустыни, от Великого Сирта до Чада. Все больше и больше мужчин и изящных женщин с мольбой смотрели на белых летающих людей, исчезали с ними. Старики, те по-прежнему сидели на стоянках или в финиковых оазисах, ощущая теперь гнев ненависть печаль бессилие. Племена в южной части Тибести при приближении белых покидали оазисы и убегали в пустыню; вспарывали бурдюки, которые бросали им чужие колдуны; отступали, гонимые ненавистью, все дальше. Тем не менее распад, спровоцированный соблазнителями из Европы, был уже неостановим. Феццан, Мурзук, Хаммада [24] Мурзук — оазис и одноименный город на юго-западе Ливии, в Феццане; когда-то важный торговый и административный центр. Хаммада — то же, что Хаммада эль-Хамра, см. выше.
— западное каменистое плато пустыни — обезлюдели, потеряв своих худощавых смуглых сынов. Те улетели по воздуху, служили теперь белым господам, поклонялись таинственной авантюристке Мудрости — колдунье, поселившейся в холодном влажном регионе. Этих суровых сыновей пустыни белые перебросили в теплые ландшафты Средиземноморья: на Сицилию, в Южную Италию, на Балканы, в Испанию. Многие из них, тоскуя по свободе, бежали обратно, домой, и совсем опустились: потому что не могли ни вернуться к прежним обычаям, ни усвоить новые, чем навлекали на себя презрение соплеменников — число которых, впрочем, неуклонно таяло.
Великая пустыня невозмутимо и немо простиралась от прибрежных террас и дальше, образуя каменистые галечные равнины, дюны и плоскогорья с натриевыми озерами зелеными оазисами, — по жаркому материку до самого озера Чад, из которого пили слоны, возле которого резвились антилопы, летали пеликаны.
В новый процесс были вовлечены: население Судана, вангела
ашанти сокото фульбе, маньема с берегов Конго , уруа, жившие к югу от озера Танганьика. В этом столетии им не дарили пестрых ситцев стеклянных бус, не забирали у них слоновую кость и каучук. Эти народы не объединились, когда им пришлось столкнуться с северянами и северянками. С незапамятных времен существовали в зарослях кустарников пигмеи акка. Теперь эти кофейно-коричневые лесные кобольды с глубоко посаженными хитрыми глазками, большими круглыми головами и обезьяньими личиками — эти ненавистные всем пугливые карлики — были за короткое время истреблены своими соседями, мангбуту ; тех же из них, кто пустился в бегство, преследовали и убивали. Темнокожие люди очень скоро отказались от кривых ножей копий стрел с желобками для стока крови, тростниковых луков. Не было смысла пользоваться традиционным оружием, поскольку белые предлагали оружие более мощное, более удобное в обращении. Пришельцы не только доставляли оружие, но и подсаживались к темнокожим мужчинам и женщинам, показывали им, как прямо из воздуха и земли извлекать опасные силы, а потом еще и умножать их. Надо сказать, ничто так не привлекало чернокожих и темнокожих, как возможность заполучить новые снаряды газы отражательные щиты и маски. А освоив это оружие и добившись превосходства над соседями (сперва йоруба и жители Бенина на побережье Гвинейского залива — над западными ашанти ; потом мандинго — над жителями плато Фута-Джалон и населением горных областей в верхнем течении Нигера; потом макуа из Мозамбика — над областью Газа, царством матабеле, Бабисой, Уамбой, племенами батонга), они, подчиняясь законам военного быта, отказались и от привычных жилищ: дощатых домов, крытых соломой круглых хижин из глины и веток акации. Металлические или стеклянные сборные домики пришельцев с Севера были неотразимо притягательными. И люди хотели знать, как такие жилища устроены, — чтобы самим научиться их строить и подчинить себе даже самые отдаленные племена. На западном побережье, по среднему течению Нигера, вокруг озера Танганьика, в Сенегале, где уже существовали сильные негритянские государства, воинственные туземцы начали проникать в девственные недра, сооружать здесь первые шахты. Племена, одно за другим, истреблялись. Здешние земли — обескураживающе прекрасные, щедрые — все еще сопротивлялись тщеславию людей, присвоивших чудо-аппараты северян. Но уже возникали громадные туземные империи, которые разрастались быстро, как опухоли, проглатывали другие государства, а затем распадались.
Читать дальше