Тимур Кибиров - Лада, или Радость - Хроника верной и счастливой любви

Что же касается мелодии, то переставший дичиться Чебурек, возясь со своими щепочками и проволочками, часто под сурдинку бубнил неведомые национальные напевы – монотонные, странные, но в общем-то приятные на слух.

Блажен взрастивший на сотках собственных

Сельхозпродукты – белокачанную

Капусту, и репчатый лук, и свеклу,

Картошку, моркошку и топинамбур!

Блажен по осени заготовивший

Огурцов соленых, капустки квашеной,

Блажен перетерший с песком смородину

И наваривший из шпанки варенье!

Блажен, кому достаточно пенсии

На бакалею и гастрономию,

На спички, соль, рафинад и масло

Постное. Даже на карамельки!

Кому слоняться путями грешными

Нет ни малейшей необходимости,

Кому ни к чему обивать пороги

В местном совете нечестивых!

Блажен имущий на зиму валенки

И крышу над головой беззащитною,

Кота от мышей, от воров собаку,

Хотя какой уж из Ладки сторож!

А коль случится какая надобность,

Бутыль самогонки хранится в подполе.

Только б о том не проведал Жора,

А то греха с ним не оберешься!

А если всплакнется над фотографией

Старенькой – что же, ведь было сказано:

Блаженны плачущие – они утешатся,

И снова встретятся. И не расстанутся.

Вот так, по-моему, пело под гудение немого телевизора ветхое старушкино сердечко. А собачка, дремавшая у ее ног, да и надменный Барсик на коленях слушали и, в общих чертах, соглашались. Ну а Николай Чудотворец, он же Санта Клаус, глядящий из своего красного угла, был согласен с Егоровной на все сто процентов. Ну и Чебурек, конечно, тоже, если бы ему кто-нибудь перевел. И казалось даже, что и черно-белая Эвелина Блёданс в роли трагической бандерши элитного публичного дома, который пытаются прибрать к рукам коррумпированные менты и мафиози, и даже «последние герои» Никита Джигурда и Виктор Ерофеев, склочничающие с Ксенией Собчак из-за бытовых условий на тропическом острове, – ей-богу, казалось, что и они тоже согласны – благо вслух выразить свое мнение они не могли.

Тревожное предчувствие, которое, по мысли автора, должно было бы возникнуть у чувствительного читателя из-за неоднократного поминания андерсеновской владычицы мрака и мраза, скоро сбылось. Вестником неминучей беды явился пропадавший где-то почти неделю Жора.

– Ну чо, старухи, кердык вам. И тебе тоже, черный Абдулла! – радостно объявил он жителям затерянной в снеговых просторах деревеньки. – Все! Алее!

– Ты б закусывал бы изредка, – лениво процедила Тюремщица.

А Александра Егоровна из деликатности решила все-таки спросить:

– Случилось что, Жора?

– Случилось! Сидите здесь, ни х… а не знаете, ап., ец-то нечаянно подкрался!

– А ну кончай матюкаться! Проспись иди, рожа пьяная!

– Я-то, Ритулька, просплюсь, а вот вас-то как раз волки-то и схавают!

– Какие волки?

– Ага, какие волки! Нормальные такие волки, вульгарно! В Ильине на почтальоншу напали, курей поворовали, козу задрали, все сидят по домам, боятся!

– Ну ври!

– Вот те и ври! И на Коммуне вчера собаку прямо на цепи обглодали! И что характерно – пес здоровенный, настоящий волкодав! Ну а ты-то, подружка, – он наклонился к Ладе и ласково потрепал ее за ухо, – ты-то им на один зубок!

– Типун тебе на язык твой поганый! – обмерла Егоровна.

– Да слушай ты это брехло!

– Брехло, Ритуньчик, твой папа! Когда вас волки трескать будут, узнаете! Ну, мне тут некогда с вами… Предупрежден – значит, вооружен! Так что хмуриться не надо, Лада! – Жора еще раз потрепал Ладу. – Выживает сильнейший. Естественный отбор, е…ныть! Пошли, Гамсахурдия, не фиг тебе с ними бабиться. Надо оружие готовить!

И к ужасу Егоровны зарычал: «Идет охота на волков, идет охота! На серых хищников…» и т. д. и т. п.

К сожалению, на этот раз Жора не брехал и даже не очень преувеличивал – по округе действительно рыскали жестокие и неуловимые хищники. Я лично не уверен, что это были настоящие волки, вполне вероятно, что ужас на окрестные деревни навела стая бродячих собак, одичавших и вконец потерявших человеческий облик и подобие, – а такие оборотни бывают, как известно, похуже любых волков.