Анатолий Постолов - Речитатив

– Солнце мое, ты еще не успела открыть рот на той незабываемой парти «а-ля русские барды в изгнании», как я подумал: «Эту длинноногую нельзя упустить…», после чего с большим напряжением ждал, когда ты скажешь первую фразу. А ты все молчала и молчала. Потом наконец сказала…

– Что же я сказала?

– Ты выступила в защиту летучих мышей…

– А-а, это по поводу той картины с летучей мышью… Я только помню, что она была без рамы и хозяйка все время говорила: «Осторожно, свежее масло… свежее масло…»

– Да, там была изображена маленькая девочка с кукольным личиком и роскошной копной золотых волос, а над ней летучая мышь с короной на голове… У художника явно проглядывали садистские наклонности, но все вокруг ахали и причитали: «Какая кисть! какая кисть!»

– Между прочим, Жюль, изображение летучих мышей, как уверяют китайцы, приносит удачу. А вообще, это удивительно изящные существа, если отбросить в сторону их свирепые мордочки. Они сплетаются в невообразимые гирлянды, их перепончатые крылья многие кутюрье повторяли в своих моделях одежды.

– Ты мне примерно этими же словами объясняла тогда свою странную любовь к перепончатым. А я тебя спросил, не знаешь ли ты романс Вертинского «Я черная моль, я летучая мышь».

– Не думаю, что это Вертинский…

– И вот тут-то, солнце мое, ты сказала такое…

– Что же я сказала?

– Ты сказала «знаю», и я понял, что рыбка клюнула, но как опытный рыбак не торопился подсекать, а попросил тебя спеть, на что ты неосторожно ответила: «Как-нибудь в другой раз…» А это уже был тот неуловимый момент истины, когда женщина чуть ли не подсознательно намекает на то, что продолжение следует…

– И что же последовало?

– Ты задаешь вопросы, как та настырная старушка из романов Агаты Кристи… Можно подумать, что я разговаривал тогда не с тобой…

– Мне просто любопытно услышать твою интерпретацию событий. Прошло-то всего полтора года, а наша встреча уже обрастает новыми интересными деталями. Что там дальше случилось после того, как я попалась на крючок?

– Потом ты разговорилась, удачно шутила, спорила по поводу какого-то фильма, но я уже не вслушивался, потому что подумал: какая шикарная ляля: ноги от ушей, в меру умна и вообще…

– В меру умна? А как же ты определял меру ума, если не слышал, что я говорила, и только размеры снимал, причем не с меня одной – ты ведь был тогда очень озабочен. Три месяца как расстался с женой… Там еще была Рената Гринберг, крашеная блондинка… Помнишь ее?

– Помню.

– Ты, глядя на нее, тоже облизывался, но она, как оказалось, уже была занята, и ты стал ко мне присматриваться, а ноги от ушей – это ты потом придумал.

– Ничего я не придумал, у тебя ноги действительно от ушей, только моих.

– Перестань, Жюльен. У тебя пунктик. Любишь себя бичевать. Поверь, твой рост меня ничуть не смущает, а твои мужские достоинства просто не оставляют мне другого выбора. Ты прекрасный самец, Жюль…

– Притом что на четверть головы короче своей пассии…

– Зато какой головы! – рассмеялась Виола.

Она закрыла глаза, улыбаясь своим мыслям. Юлиан начал насвистывать «Желтую субмарину» и даже причмокнул, когда вскоре по правую сторону от дороги возник брошенный неизвестно кем ржавый контейнер, на гофрированном борту которого с трудом можно было разобрать надпись: «Ресторан «У Карлоса» – 1,5 мили».

– А ты знаешь, я страшно голоден… – он вопросительно посмотрел на Виолу.

– Я просто умираю, хочу чего-нибудь пожевать, – сказала она, сглотнув слюнку.

– Неплохо бы побаловать желудок какой-нибудь неприхотливой жрачкой: гамбургер с жареной картошкой и бутылка коки были бы в самый раз.

– Ах, повторите эти хрустящие слова еще разик, – зажмурилась Виола. Она вернула кресло в прежнее положение и стала нашаривать свои сандалии под сиденьем.

Ресторан расположился метрах в пятидесяти от пересечения с основной дорогой. Это было покосившееся бунгало с узкой верандой, на которой стояли два крохотных столика и несколько плетеных крашеных стульев.

Юлиан подъехал почти вплотную к двери, и лицо его вытянулось от досады:

– Черт… неужели закрыто?

– Только что закрылись, – сказала Виола. – Сейчас пять минут четвертого.

– Ключик, – деловито произнес Юлиан, – дверь не на замке, ну-ка сбегай, загляни туда. Если этот Карлос еще не начал свою сиесту, может быть, он позаботится о двух умирающих от голода миссионерах…

– А вдруг это не Карлос, а Карлита?