Николай Двойник - Повесть об одиноком велосипедисте

Мы сидели на кухне, куда поминутно заходила длинная, как жердь, глуховатая бабка, поддерживавшая себя сучковатой палкой, крепко зажатой узловатыми потемневшими пальцами.

– Вы сегодня расставаться не будете? – громким трескающимся голосом спрашивала она.

– Началось, – сказала Наташа. – Пойдем не перекур!

Мы вышли на крашенную в темно-зеленый лестницу.

Потом бабка ушла к себе, мы пили вино, равномерно дуло из окна. Потом Наташа насторожилась и ушла, я услышал, как кричит ребенок. И еще за двумя дверями орал в бабкиной комнате телевизор. От нечего делать я рассматривал винную этикетку, смотрел в темноту за стеклом. Кошка неслышно взлетела на подоконник и прошлась по нему. Громко включился холодильник, скрипнула дверца старой полки. Пахло старостью. Наташа все не возвращалась. От окна дуло.

В середине июля вокруг тополей уже лежат скрюченные, в желтых пятнах листья. Дождей почти нет. Ездить днем становится очень жарко, и я уезжаю по вечерам, часов в шесть или пять. Или семь. В зависимости от того, длинный ли предстоит маршрут.

В шесть почти так же жарко, как и в три, но уже не так печет. На дорогах – самые пробки, раскаленные, закипающие автомобили. Когда я проезжаю в метре от их бортов, кожу обжигает идущий от них жар. По радио теперь модно сообщать общую длину пробок в городе, по утрам и вечерам она колеблется в пределах двухсот-трехсот километров. Если учесть, что общая длина улиц – примерно четыре с половиной тысячи километров, то двести – не так много. Всего четыре с небольшим процента. Правда, не совсем понятно, как эти четыре с половиной тысячи посчитаны? Вошла ли сюда длина проездов и переулков и просто каких-нибудь безымянных дорожек, сокращающих по утрам и вечерам путь посвященных в их существование водителей? Неизвестно. Известно, что четыре с половиной тысячи – это мало, что по нормам больших заграничных городов нужно раза в полтора-два больше.

А пока я ищу объездные пути, которые бы приходились на беспробковые 95,5 процентов улиц.

Только однажды за эти недели я встретил, случайно поехав кружным путем и возвращаясь вдоль пышащего жарой и гарью забитого машинами шоссе, одетую во все черное велосипедистку на хорошей новенькой машине. Она немного нерешительно, но высокомерно глядя, двигалась навстречу по тротуару и три белых полосы на ее костюме повторяли однообразное движение тела. Она взглянула сквозь розовые, охватывающие пол-лица очки и, видимо, не нашла меня модным.

После душа я без сил завалился на кровать, стучало в висках; несмотря на открытый балкон, казалось, что душно. В ногах что-то пульсировало, приливая тяжелыми волнами то к одной, то к другой – как будто крутил педали велосипеда. Потом уснул, вязким, непролазным сном, не принесшим никакого отдыха.

Я открыл глаза. Уже темнело, медленно и очень нехотя, время – не определить, и в остывающем воздухе с улицы четче и яснее долетали голоса и свистки электричек. Некоторое время я лежал, испытывая усталость, голод и желание спать дальше. Встал. Болела голова и немного качало, после сна и движения, и мысли были заторможенными, а есть вдруг расхотелось. Все же я поел, пытался развлечь себя чтением, но еще больше болела голова и смысла я не улавливал. Смотрел телевизор, переключая каналы и не находя ничего интересного, и только около двенадцати собрался протереть велосипед.

За стеной разговаривал телевизор, и откуда-то сверху его перебивали отдельные удары по клавишам. Игру на пианино я слышал иногда сквозь сон по утрам в выходные дни. Наверно, кто-то учится в музыкальной школе, потому что игра постоянно усложнялась и часто была неуверенной.

Все это было грустно – и телевизор за стеной, работавший с шести вечера и до ночи, и пианино. Один (или одна) ничего не делал вечерами, и его (ее) жизнь была пуста. Другая (или другой) постоянно занималась – но зачем? Сначала из нее не выйдет талантливой пианистки, потом она выйдет замуж, и через пару лет инструмент будет покрывать мохнатая пыль, а потом его продадут, потому что некуда будет ставить детскую кровать и нужны будут деньги.

Такое вот настроение. Я говорю себе, что это от вчерашней усталости и от жары.

В очередной жаркий день я поехал в Д. Выехать рано не удалось – заснул от жары под утро и встал поздно. Солнце скрывала пелена, и было душно.

Я свернул со своего привычного маршрута, чтобы проехать через парк, где дышалось легче.