Туве Янссон - Карин, мой друг

Однажды мы с мамой поехали в Швецию и жили у маминого брата и бабушки — маминой мамы — в их большом доме, который принадлежал дедушке — священнику. Там полным-полно было дядюшек и тетушек, а также их детей.

Карин старше меня на семь месяцев и к тому же она красивая. Она приехала из Германии. Я люблю ее.

В один прекрасный день мы возвели трон Богу на лугу перед домом, об этом мне хотелось бы рассказать. Когда Божий трон был готов, мы украсили его маргаритками и танцевали вокруг него. Вообще-то это была идея Карин.

А позже случилось нечто страшное, теперь — время спустя — я не знаю, как это произошло, но я подбежала к трону и уселась на него. Карин прервала танец, она была в ужасе, да и я тоже. Подозреваю, мы ожидали, что на нас обрушится кара небесная.

Всего лишь несколько секунд осмелилась я остаться на троне, но и этим недолгим временем я воспользовалась для того, чтобы попытаться понять: как ощущаешь себя, если ты всемогущ? Я, правда, не успела ощутить это по-настоящему.

Это случилось вчера. Карин сказала только одно, она сказала: «Я прощаю тебя!» И больше не пожелала говорить со мной. Она — добрый друг Бога, и все об этом знают. Об Иисусе она говорит не так уж много, а ведь Он смог свершить ничуть не меньше чудес, чем Бог.

Теперь я размышляла об одном, то есть об Иисусе и Иуде. Иисус очень хорошо знал, что Иуда должен предать его: Иуде заранее предопределено, как должно вести себя; он не мог поступить иначе, поскольку то было божественным предопределением. И было решено: Иуда должен потом пойти и повеситься и стать величайшим негодяем мира. Ну ладно! Я спрашиваю: справедливо ли это? А потом, после всех своих проступков и кошмарных угрызений совести, Иуда, вероятно, был прощен, поскольку тот, кто раскаивается в последнюю минуту, всегда бывает прощен Богом и Иисусом. Мамин брат, дядя Улоф, сказал однажды, что у них есть copyright [1] Авторское право (англ.). на прощение, этими словами он имел в виду, что никакое обычное прощение нельзя принимать всерьез. Он сказал маме: «Эти слова о том, чтобы дать кому-то рождаться во грехе и заставить мучиться угрызениями совести, а потом весьма благородно простить! О чем они говорят?»

Но дядя Улоф на самом деле не верит в Бога, и это ужасно. А в остальном он очень хороший. Я размышляла. Тот, кто прощает, собственно говоря, всегда выше других, а тот, кто прощен, чувствует себя несчастным. Я не знаю, кого бы мне простить, чтобы ощутить себя выше. То, что дядя говорил: Бог, мол, заставляет испытывать угрызения совести, — абсолютная правда. Я так думаю: ведь что ни делаешь, все одинаково плохо, одинаково плохо с самого начала, потому как ты рожден во грехе и все время вынужден просить о прощении. Думаю, это довольно утомительно.

А теперь я расскажу кое-что приятное, это случилось, когда я нашла бабушкину книгу о миссионерах, которые обращали в другую веру язычников. Остальные бабушкины книги были не очень веселые, но тут она попала в самую точку. Вы поймите: некоторые язычники поклонялись солнцу, а другие верили в одного по имени Пан [2] В греческой мифологии божество стад, лесов и полей. Известен своим пристрастием к вину и веселью. , а он только и делал, что разъезжал по лесу, играя на свирели [3] Двойная флейта, один из главных атрибутов Пана наряду с венком из сосновых веток и заячьим посохом (багром для охоты на зайцев). , ничего не принимая всерьез. Еще у них были столб-тотем [4] В верованиях некоторых народов тотем — животное (реже растение и др.), обладающее магической силой и являющееся предметом религиозного культа. и все прочее в том же роде, но истинно верили они вплоть до тех пор, пока их наконец не обращали в новую веру… Хорошая была книга! Я читала ее ночью, когда Карин засыпала, читала все то время, когда она не желала разговаривать со мной. Днем на лугу я читала Пятикнижие Моисеево. Это было еще более увлекательно, а кроме того, замечательно написано. Среди прочего меня утешало то, что Бог порой вел себя плохо; Его частенько оскорбляли, и Он ревновал к другим богам, и Он, ясное дело, не торопился отомстить. Само собой, я не стала меньше почитать Его, но теперь я словно бы воспринимала утренние молитвы и чтение Библии чуть-чуть менее серьезно, а это вообще-то грешно. Я имею в виду не грех, а вред, если вы понимаете, о чем я говорю.

Это было тем летом, когда дедушка — мамин отец — трудился над большим трактатом, и ему необходимо было сосредоточиться. Поскольку он знал, как дядюшка Хуго — папа Карин — любил читать проповеди, он дозволил ему взять на себя чтение отрывков из Библии и возносить благодарение Богу за трапезу. Однако дядюшка Хуго был столь ревностным служителем Господа, что чтение Библии занимало теперь несколько часов, а еще пелось множество псалмов. Всем родственникам необходимо было присутствовать, он тщательно следил за этим и в точности знал, кто не явился. Хотя на дядюшку Улофа он с самого начала, потеряв надежду, махнул рукой.