Туве Янссон: Родиться охотником

Шхера была в форме атолла [1] Кольцеобразный коралловый риф. . Похожая на кольцо гора вокруг глубокой лагуны, залив с узким выходом к морю. Во время отлива залив превращался в озеро, где в прежние времена, покуда их не отстреляли или они не отправились в более спокойные места, устраивали игрища тюлени. Теперь это была «детская» самок гаги. На одной стороне лагуны стоял домик, на другой было обиталище морских птиц. Птичий помет, иногда с примесью рыбьих останков, покрывал гору, будто снег, и белыми, словно снег, были высиживающие птенцов чайки, и морские ласточки, и длинные полосы бордюров, окаймлявших края расселин. На самом высоком горном кряже обосновались две морские чайки, огромные птицы с черными перьями на крыльях и хищными клювами. Их очевидная уединенность от остального птичьего племени выглядела надменной, исполненной презрения. Время от времени, будто в рассеянности или развлечения ради, одна из морских чаек спускалась с горы, чтобы проглотить гагачонка. И всякий раз облаком поднимались сотни кричащих птиц; одна за другой пикировали они над морскими чайками, но никогда не подлетали слишком близко. А владетель атолла, рассеянно вдыхая, возвращался в свое обиталище, где снова неподвижно застывал на месте — этакая важная скульптура на самой высокой точке атолла.

Юнна любила маленьких гагачат, в особенности одного из них, который, сбившись с пути, залетел в домик и заупрямился, следуя за ней по пятам. В конце концов она посадила его в корзинку и целый час плавала вокруг на веслах, пока не появилось возможное гагачье семейство, причем довольно далеко от обиталища морской чайки.

Она сказала:

— В один прекрасный день я убью этих морских чаек. Никогда не дадут поработать спокойно…

Однажды утром Юнна, поднявшись на вершину холма, смазала маслом свой револьвер и, ничтоже сумняшеся, выпустила через залив заряд прямо в неподвижный силуэт морской чайки… то ли чтобы запугать, то ли попасть в цель, неизвестно; во всяком случае, птица сжалась и, забив крыльями, упала вниз с горного кряжа. Мари ничего не видела, но она привыкла к тому, что Юнна стреляла в цель по жестяным банкам. Юнна пошла добить птицу. Впечатление было неприятное, но при этом она была горда точностью своего выстрела: по меньшей мере метров сто наискосок через залив. Но морскую чайку так нигде и не нашла. Два дня спустя Мари бегом спустилась с холма.

— Юнна, — закричала она, — птица не может летать, и ходить не может, и не знает, что ей делать.

Когда они пришли на ту сторону холма, берег был пуст.

И неизбежно настало то мрачное утро, когда Мари нашла на горе мертвую морскую чайку, уже покрытую червями.

— Естественно, — сказала Юнна, — это именно тебе нужно было пойти туда и найти ее. Ну хорошо, я огорчена. Это я застрелила ее. — И добавила: — С расстояния в сто метров…

— Могу себе представить, — разразилась Мари, — мне бы следовало это понять! Ты убила Короля чаек, он был ужасен, но он принадлежал острову, принадлежал нам! Ты любишь стрелять, ты не можешь остановиться, теперь можешь взять его перья, возьми их, возьми… ведь они точь-в-точь такие, какие тебе необходимы для твоей священной работы… не правда ли?

— Я не думала… — начала было Юнна, но Мари прервала ее и заявила с безрассудной жестокостью, что птенца гаги вот так же выбросило волной на берег, а потом она, спустившись вниз, к болоту, и забив окуней, проделала работу, которую ненавидела и обычно полностью предоставляла Юнне.

Юнна высвободила длинные перья из крыльев морской чайки, вымыла и высушила их и положила как можно глубже в свой рабочий ящик. Весь день она ждала продолжения разговора, но это произошло, лишь когда они отправились спать. Мари начала рассуждать об идее охотника. Где-то она прочитала, что в общих чертах людей можно разделить на охотников, садовников и рыбаков.

— Тот, кто рождается охотником, — объясняла она, — естественно, вызывает особенное восхищение, этот тип людей считается отважным и даже опасным. Понимаешь, это тот, кто ставит на карту все, тот, кто может осмелиться на то, чего не смеют другое. Разве я не права?

Юнна продолжала строгать тонкую щепку, которой скрепляют петли невода, и, помолчав, заметила, что, вероятно, существуют все эти три разновидности, но чаще всего это смешение всех трех. Или же всех девяноста пяти или сколько там…

— Да, да, но есть все-таки типичный образ того, кого можно назвать охотником, и эти люди такими уж рождаются.