Маргарет Дрэббл - Камень на шее. Мой золотой Иерусалим

В конце концов я заявила, что назову ее Октавией. Я предложила это в шутку, потому что, пораскинув мозгами, в честь какой знаменитой женщины можно назвать мою дочь, не могла припомнить никого, кроме Беатрис Вебб [32] Беатрис Вебб (1858–1943) — общественная деятельница, экономист, теоретик фабианского социализма. , но с Беатрис меня опередили мои родители. Тогда мне пришла на ум Октавия Хилл [33] Октавия Хилл (1838–1912) — общественная деятельница, занималась жилищными проблемами бедняков. , и я провозгласила, что самое подходящее имя — Октавия. Джо с Лидией отнеслись к такому выбору одобрительно, хотя и возразили, что она у меня не восьмая, и уж лучше назвать ее Прима, хотя это имя и не столь звучно. В ответ я заметила, что если так, бедняжку придется назвать Ультимой, ведь все равно на ней дело и кончится.

— И напрасно, — сказал Джо. — Я бы на твоем месте родил еще парочку. По-моему, тебе рожать на пользу — выглядишь дивно.

— Я и чувствую себя дивно, — согласилась я, — но ради дивного самочувствия не стоит затевать все сначала.

— Ну хотя бы одного, — уговаривал меня Джо. — Ведь двоих иметь разрешается.

— То есть как разрешается? Кем?

— Что значит кем? Властями. Сотрудницам Би-Би-Си разрешается иметь двоих детей, а если больше — выставляют с работы. И в других государственных учреждениях так. Двое — общепринятая норма.

— Ты имеешь в виду двое незаконных?

— Разумеется. Законных рожай сколько хочешь, лишь бы на качестве работы не отражалось.

— Но почему двоих? — упорствовала я. — Не вижу логики. Уж если разрешают иметь больше одного, то почему бы не разрешить сколько угодно? Я хочу сказать, что если бы разрешали иметь одного и только, то с точки зрения морали это было бы понятно: это, мол, — плод невинного заблуждения. Но если разрешают двоих, то почему бы не пять, не десять и не восемнадцать? А вообще-то действительно есть такое правило? Уверена, что нет. Тебе просто внушил это кто-то из твоих знакомых девиц!

— А во Франции, — объявила Лидия, — одна женщина умерла, рожая двадцать пятого. Об этом на прошлой неделе в «Таймс» писали!

— Тише! — шикнула я на нее, оглядываясь на соседок по палате. — Ты же не знаешь, может, и здесь кто-нибудь только что родил своего двадцать четвертого?

— Слушай, а когда возвращаются твои родители? — спросил Джо. — Им известно, что их встретит внучка?

— Они приедут только к Рождеству, не раньше, — сказала я.

— Как удобно получилось, правда? — восхитился Джо. — Можно подумать, ты все заранее спланировала.

— А может, так и есть, — ответила я. — Разве ты не знаешь, что я, как героини Бернарда Шоу, которые обычно хотят иметь детей, но не мужей. Именно такое положение мне и подходит.

— Видимо, действительно подходит, — ласково согласился Джо. — Я же говорю, ты потрясающе выглядишь. Когда поправишься, посади Лидию нянчить младенца, а мы с тобой пойдем в кино.

Но видя, какими глазами он смотрит на Лидию, я могла заранее сказать, кто в ближайшие несколько месяцев будет сидеть с ним в кино в последних рядах. «Они и в самом деле подходят друг другу, — подумала я, — вон как ловко оба балансируют среди бурлящих вокруг амбиций, соперничества, модных увлечений и неприятий. Да, они хорошая пара». Когда они ушли, женщина с соседней кровати потянулась ко мне и спросила:

— Этот молодой человек — диктор на телевидении, да?

Я объяснила, что он не диктор, но по телевизору выступает.

— То-то я смотрю, лицо знакомое, — сказала она. — Так и подумала, что видела его по телевизору.

Соседке было лет тридцать с небольшим, но она рано начала стареть. На ее лице застыло отсутствующее выражение, она только что родила четвертого ребенка и целыми днями вязала узорчатые бесформенные кофты для своей матери, умудряясь одновременно рассказывать женщине, лежавшей по другую сторону от нее, про своих троих детишек — что они едят, а чего в рот не берут. А мне хотелось узнать, как она воспринимает передачи с участием Джо. Сама я видела только одну из этого цикла, в ней он увлеченно втолковывал сидевшему к зрителям спиной наркоману, что современная литература уделяет наркотикам непомерное внимание. Остальные его передачи были еще более скучными, они посвящались таким темам, как будущее абстрактного искусства и роль импровизации в современном авангардном театре Парижа — ни в том, ни в другом Джо ничего не смыслил, и непонятно, какие мнения он мог высказывать.

Соседку моей соседки нисколько не интересовало, кто из оставшихся дома троих детей рассказчицы любит копченую рыбу, а кто — жареный хлеб с сыром, она предпочитала поучать женщину, лежавшую на следующей кровати, как лучше управиться с большой стиркой в домашних условиях. Та, кому адресовались эти сведения, вынуждена была слушать, так как лежала у стены, и однажды я стала свидетельницей такого восхитительного по бессмысленности диалога: