Михаил Веллер - Гонец из Пизы, или Ноль часов

— Блядь!! — завопил Ольховский.

— Й-я!! Товарищ капитан первого ранга! — выкрикнул Саша от испуга и старательности на той же громкости.

— Ты что здесь… аэробикой занимаешься?!

— Никак нет!

— А чем?!

Саша дернул щекой, покраснел и запыхтел.

— Рукоблудствовал,— недобрым голосом предположил старпом.

— Я… у штурвала… стоял просто…— пробормотал Саша.

— Зачем?! Что?!

— Я… так… как бы… мечтал…— теперь для передачи Сашиного голоса пришлось бы прибегнуть к самым маленьким, неразличимым буквам.— Виноват, товарищ капитан первого ранга… не повторится!..

— Кто ключ дал? Спер? Мечтатель. Пять нарядов! А теперь пошел вон,— с отвращением сказал Ольховский, и гаснущее видение дробью чиркнуло по трапу.

— У штурвала он мечтает…— хмыкнул Колчак.— Мало занят, значит.

Ольховский расслабил тело в адмиральском кресле и бездумно вперился по курсу в неизменную набережную за длинным отблеском серой воды.

— Петр Ильич, ты музыку любишь? — спросил Колчак.

— Нам и без музыки дерьма хватает. А что?

— А просто,— вот тот особнячок прямо по курсу купил Ростропович с Вишневской… тот синий, трехэтажный.

— Весь?

— Весь.

— Уважаю виолончелистов,— сказал Ольховский.— Ты это и хотел показать?

— Тут я знаешь что подумал? Мы могли бы организовать товарищество с ограниченной ответственностью «Выстрел Авроры». Хорошие бабки гребли бы.

— Это как?

— Ну, скажем, богатый новый русский за двести тысяч может из бакового орудия засадить один снаряд по городу. По памятникам архитектуры нельзя. Точность попадания мы обеспечиваем. Боеприпасы наши. Из двухсот тысяч мы рассчитываемся с городом за убытки, а разницу — себе. Налоги, конечно.

— У меня тоже мысль одна была,— сказал Ольховский.— Привести корабль в порядок и катать новых русских по Неве — за очень большие деньги. Сразу модно станет. Ресторан, казино, в охране матросы в пулеметных лентах. А потом подумал — нельзя.

— Почему?

— Утопить кого-нибудь захочется, швырнут матросики банкира за борт с колосниками на шее, потом копоти не оберешься, слухи пойдут, расследование, а…

Полистали мысленные картины.

— О чем я думал, когда командовал «Москвой»? — пожал плечами Колчак.— Ведь мог поднять самолеты, разнести эту самостийную Раду, спровоцировал бы заваруху, а обратного хода уже нет,— и был бы Севастополь наш.

— А ты бы где был?

— Застрелился,— рассудительно ответил Колчак.— Так хоть человеком бы побыл! А это что — жизнь? Твою мать, Петька, когда же просвет. Ты не обращал внимание: сейчас спивается масса народа старше сорока, вот что интересно. В молодости гулял, квасил, все ничего, жизнь так или иначе состоялась,— и вдруг на склоне лет и карьеры без стакана день прожить не может. Почему бы? А глухо, как в трюме.

— Ты Саблина помнишь с его сторожевиком? {13} 13 Ты Саблина помнишь с его сторожевиком? — офицер Балтийского флота, капитан 3-го ранга Валерий Михайлович Саблин (1939—1976) 9 ноября 1975 г. попытался поднять восстание на большом противолодочном корабле «Сторожевой» в знак протеста против отхода партии и правительства от ленинских положений в строительстве социализма.

— Дол-бак твой Саблин! Тоже, второй лейтенант Шмидт. Через всю Балтику, против флота, когда все гайки закручены — на что он рассчитывал? Хочешь уйти — захвати малый торпедный и дуй к тому берегу. Хочешь мир известить — рви зигзагом на радио в Стокгольм. Не можешь выстроить операцию — не офицер! Типичный русский бунт — пример бессмысленности.

— Достало, значит.

Они посмотрели друг на друга, помолчали и засмеялись.

— Машину не наладишь,— сказал Колчак.

— Налажу. Нам хватит оборотов сорок на один вал для малого хода.

— Котлы не соберешь.

— Соберу. Дизель форсирую.

— Штанги срезать?

— Тоже, проблема.

— А как ты с постамента поднимешься?

— Дождусь нагонной воды. А вообще — понтон, с правого борта — кольца, и полотенца под днище. У нас шесть тысяч тонн — подумаешь.

— Где ты возьмешь понтон? — Колчак провел пальцами по нижней кромке смотровой прорези и внимательно осмотрел их, проверяя чистоту. Ненужного ответа ждать не следовало, потому что достать можно что угодно, и он знал это не хуже командира.

— На флаг и гюйс — смир-рна! Флаг и гюйс — поднять!

Вползли и впечатались в сизые тучи трехцветный государственный флаг и небесным крестом по горнему снегу — Андреевский.

Бросили руки от козырьков офицеры, но команды «вольно» не последовало: врос и тянулся матросский крошечный строй, подавая уставную выправку со снисходительной небрежностью служак.