— Поэзия вся — езда в незнаемое! {62} 62 Поэзия вся — езда в незнаемое .— В. В. Маяковский. Разговор с фининспектором о поэзии (1926); цитата с точностью до знаков препинания.
— со своей жизнерадостной благоглупостью воскликнул телемальчик и с усилием оттянул тяжелую дверь, пропуская его вперед.
Вестибюль также не имел ничего общего со вчерашним бесприютным Останкино. Это был высоченный холл с лепным потолком и росписью на стенах, изображающей батальные сцены из русской истории. На одной из фресок, меж ложных колонн русского неоклассицизма, в водяных фонтанах разрывов резал хмурые волны броненосец, соединяющий в профиле черты «Осляби» и «Бисмарка». Орудия его изрыгали огонь в горизонт, где маячил силуэт другого броненосца, в который талант мариниста каким-то образом сумел вложить выражение плосколицести и узкоглазия: сразу делалось ясно, что это японец, а битва изображает Цусиму. Ольховский невольно задержал на ней взгляд: изображение обладало странной наивной убедительностью, и от него мгновенно передавалась обреченная тоска.
Простеленный ковровой малиновой дорожкой мраморный пол перегораживала дубовая стойка. В ее проходе стоял солдат с повязкой на рукаве и штык-ножом на поясе.
— Удостоверения,— сказал он.
Внимательно рассмотрев удостоверение личности Ольховского и военные билеты матросов и сличив фотографии, он наклонился к столу за барьером и по дырочкам оторвал из книги три заполненных пропуска. Половинки их вручил вместе с документами, а корешки нанизал на штык-нож и сунул его обратно, так что встопорщившиеся края бумажек торчали зажатыми меж гардой и краем желто-коричневых пластмассовых ножен.
— Вам второй этаж, кабинет двести один.
Оставшийся за барьером телемальчик помахал им и сказал:
— Счастливо! — так, что услышался подтекст.
Все это вместе вселяло легкое беспричинное беспокойство — свойственное, впрочем, преддверию любого нового или серьезного дела. Поднимаясь по лестнице, Ольховский успел подумать, что вообще-то ведь можно ждать чего угодно: что это ловушка ФСБ, или контрразведки ГРУ, или президентской охраны, или мало чего в Москве есть еще, неизвестного непосвященным морякам.
На лестничной площадке раскинулся на стуле камуфляжник с пристроенным на колене «кедром». Он не только не встал, но даже не повернул головы, продолжая смотреть перед собой и процеживая идущих сквозь неподвижную линию своего взгляда, параллельную с автоматным стволом.
В коридоре была та же малиновая ковровая дорожка с зелеными полями, гасящая шаги. Мягкий свет плафонов поглощался темными панелями в уровень роста. Коричневые дерматиновые двери в длинный ряд отблескивали по периметру и крест-накрест латунными пуговками обойных гвоздей.
Найдя нужный номер, Ольховский постучал в деревянный косяк. После повторного стука из-за двери донесся неразборчивый утвердительный звук.
Шагнув, Ольховский понял, с какой именно точки оформилось его беспокойство: часовой внизу, назвав номер, сказал не «студия» или «комната», а «кабинет».
Это был именно кабинет, очень просторный и притемненный. Окна были завешены сборчатыми шелковыми шторами. Во всю стену висела огромная карта Москвы, утыканная по восточной окраине флажками. Половину площади занимал неохватных размеров стол, выхваченный светом двух ламп под зелеными отражателями.
На столе была собрана железная дорога — из самых дорогих, миллионерских игрушек: с вокзалом, пакгаузами, перронами, мостами, тоннелями, семафорами, со множеством ветвящихся рельсовых путей и стрелок, и даже с поворотным кругом для локомотивов и красненькой водокачкой. По ней бегали, ловко расходясь друг с другом, черные паровозики, таща и толкая зеленые пассажирские вагоны, коричневые товарные и желтые цистерны.
Над дорогой склонился невысокий массивный человек, обтянутый кителем с маршальскими звездами на погонах. Держа в левой руке пульт, а в правой бильярдный кий, он выводил с дальнего края бронепоезд, состоящий из трех серых коробочек с трубой на средней и пушками по концам. Стрелку под табличкой «запасной путь» заело, и он старался придержать ее кием, отдергивая его под самым бронепоездом, который не успевал заползти на рельсы, ведущие в общий лабиринт. Вдоль паровоза чернела мелкая, но очень четкая надпись: «Анатолий Железняк» {63} 63 … бронепоезд ~ «Анатолий Железняк» .— Правильно: бронепоезд «Железняков»,— бронепоезд, отличившийся в обороне Севастополя 1941—1942 гг. Назван в честь Анатолия Григорьевича Железнякова (1895—1919), более известного как Матрос Железняк. С 1915 г. Железняков — матрос на Балтийском флоте. В 1917 г. принадлежал к группе анархистов, поддерживавших большевиков. В январе 1918 г., будучи начальником караула Таврического дворца, предложил депутатам Учредительного собрания покинуть дворец. Участвуя в Гражданской войне на Украине, командовал бронепоездом.
.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу