Командированный с утра в портовые склады за канистрой олифы, Шура прикинул время, сунул к дворничихе пустую канистру и в штатском махнул в Каменку — благо Финляндский под боком. С вокзала еще звякнул Майе на работу — в преддверии лучшей жизни она торчала в мастерской по ремонту обуви приемщицей, и договориться на пару часов уйти ничего не стоило.
Но пока он добрался, оказалось, что один мастер сегодня заболел, напарница в отпуске, Майя поцапалась по этому поводу с начальником, и отлучка накрылась. Час Шура просидел на табуреточке, разговаривая с Майей через жестяной прилавок и дыша обувным клеем. А потом она попросила, чтобы он шел, чего так-то, и настроение испорчено, и ему нагореть может за самоход.
Вот это, стало быть, предыстория, а историю можно считать начавшейся с того момента, когда Шура, злой и огорченный настолько, насколько может быть огорчен и зол матрос, у которого, можно сказать, с живого места сняли уже готовую собственную и любимую девушку (в этот момент Майя была безусловно любима им страстно), решил попить пива. Денег оставалось, по ценникам ларька на станции, ровно на бутылку «Балтики № 3». Имея полчаса до электрички, он растянулся на теплой травке за кустом, закурил и сделал первый глоток. Жить стало лучше, жить стало веселей: товарищ Сталин понимал в психологии матроса.
И тут подошел какой-то солдатик, сапог, и как бы между прочим посмотрел на него так, как именно и только может смотреть не пьющий пиво солдат на человека, который его пьет. Внутренне заслоняясь от контакта первой попавшейся мыслью, Шурка подумал о школьном учителе литературы Матвее Марковиче: его съезд в Израиль провожали насмешливой цитатой: «И помчался в Палестину — крест на раменах» {10} 10 «И помчался в Палестину — крест на раменах» .— Неточная цитата из баллады Ф. Шиллера «Рыцарь Тогенбург» (1797) в переводе В. А. Жуковского (1818). В 1840-х годах, в эпоху борьбы с романтическим идеализмом немецкого толка, баллада стала восприниматься иронически. Пародии на нее написаны А. С. Пушкиным и Козьмой Прутковым.
. Поверху солдат был перекрещен пушечками на мятых погонах.
Перешагнув черту нейтрального расстояния, он всей возможной вежливостью смягчил просьбу:
— Простите, пожалуйста, вы на пиво не могли бы добавить?
— Ты что, браток,— усмехнулся Шурка,— я сам в самоходе.
Солдат вздохнул безнадежно и по-родственному:
— А… Ты откуда?
— С «Авроры»,— небрежно бросил Шурка и, обозначив уже одним этим ответом неизмеримое превосходство флота над армией, почувствовал себя вынужденным идти дальше по пути демонстрации и утверждения этого превосходства. С краткой досадой он дал солдату глотнуть и закурить.
Наладился ленивый необязательный разговор: каждому были интересны незнакомые особенности службы другого. Своя-то жизнь быстро осточертевает в замкнутом однообразии.
Иван (звали солдатика) возвращался в часть из артмастерских, и выкроил полчасика поваляться на солнышке, пострелять на пиво у станции.
— Чего там делал-то?..
— Ударный механизм брал из ремонта.— Он вытащил из отвислого набедренного кармана шлифованный стальной цилиндрик размером с эскимо, с силой оттянул поперечный рычажок и щелкнул тугой пружиной.
— Дай поглядеть. Это от чего?
— От ЗИС-3. Старые семидесятишестимиллиметровки, учебные.
Дальнейший разговор мог бы явиться находкой для шпиона, если бы содержал хоть что-нибудь неизвестное еще шпионам.
Иван служил в отдельном артполку, который обслуживал стрельбы на полигоне «здесь рядом».
— Бобочинский полигон, не слышал? Центральный на весь округ, к нам все приезжают задачи по боевым стрельбам сдавать.
Через десять минут Шура знал размеры полигона, расположение артскладов и фамилию командира полка. Он с веселым сожалением попытался определить стоимость информации, но всучить ее кому бы то ни было на информационном рынке явно не представлялось возможным.
— Слушай,— спросил он,— если ты выдаешь столько секретов за глоток пива, то что ж ты сделаешь за бутылку водки?
— За две с закуской — все! — убежденно сказал солдат.
— Например?
— Например? За полбанки я тебе этот ударник отдам! — засмеялся Иван, и в голосе его Шурка понял закамуфлированную игрой готовность действительно отдать — вроде надежды рыбака на поклевку в пустом водоеме: а вдруг пошлет бог полбанки через дурака-матроса.
— Ты ж потом под суд пойдешь.
— О! Да! С разгону.
— А как?..
— А так. Стакан налью сержанту в мастерских, он мне другой в загашниках найдет. Там этого списанного барахла — немерено, а отремонтировать всегда можно. А триста грамм мне останется. Ну — не интересуешься?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу