Виктор Пелевин - Бэтман Аполло

— Тебе, вероятно, сложно представить в полном объеме, о чем я говорю, — сказал он утешительно. — Ничего. Понимание придет постепенно. Я приглашаю тебя, Рама Второй, занять место рядом со мной в этом великом проекте. Будь одним из нас. Ты уже стал undead. Теперь тебе следует войти в число Leaking Hearts.

— А что это значит на практике?

— Ты приехал из дикой северной страны, которая управляется так, словно не было последних трехсот лет прогресса. Вы до сих пор собираете агрегат «М5» на пиковых уровнях человеческого страдания. Это варварство. Космос стонет от вашей боли. Мы не вмешиваемся без крайней необходимости в дела суверенных… Как это по-русски… batdoms. Но и терпеть подобное долго мы не в силах. Даже у людей есть некоторые права. Глядя на то, что творится в России, я сам начинаю выделять агрегат «М5»…

Я догадался, что император хочет ободрить меня шуткой.

— Мне нужны помощники, Рама. Мне нужен кто-то, кто будет координировать Великую Частотную Революцию в России…

Мне показалось, что мое сердце стало биться чуть сильнее. Мне совсем не нравилось, куда сворачивает разговор.

— Я понимаю твою дилемму, мой мальчик, — продолжал Аполло, внимательно на меня глядя. — Но я вовсе не призываю тебя изменить своему Отечеству. Я, наоборот, хочу, чтобы ты помог ему стать лучше. Постепенно. Сбалансированно. Продуманно.

— А что нужно будет делать?

— Мы должны скорректировать структуру вашего ума «Б». Следует привести его параметры в строгое соответствие со стандартом цивилизованного мира. Если коротко, от вынужденных колебаний мы должны перейти к свободным, изменив состав ума «Б» так, чтобы сделать частоту и амплитуду осцилляций максимально возможными. Мы упраздняем все низкопроизводительные паттерны и оставляем в сознании только унифицированные процессы, которые обеспечивают максимальный выход агрегата «М5». Такова главная цель Великой Частотной Революции — если угодно, наш Call of Duty. Если мы не сделаем этого сами, невидимая рука Великого Вампира начнет выкручивать нам яйца. This is vampoeconomics, my boy [32] Это вампоэкономика, мой мальчик. . Прогресс неостановим…

Была, наверно, какая-то фрейдистская подоплека в том, что Аполло так часто вспоминал про яйца.

— Когда ты согласишься, — продолжал Аполло, — я объясню тебе, что надо делать и как.

Я обратил внимание на это «когда». «Когда», а не «если».

— Но когда я… Если я соглашусь, — прошептал я, — про это сразу узнают… У нас…

— Никто не узнает, о чем ты говорил с бэтманом, — сказал Аполло, гладя мою шею. — Ни Энлиль, ни даже ваша Иштар. Если, конечно, ты не расскажешь сам. Они при всем желании не смогут ничего увидеть… Это слишком высокий для них забор.

Он покосился на статую голого мальчика с флейтой — и мне показалось, что его рука стала нагреваться как электрочайник.

Через мою голову за миг пронеслись сотни противоречивых мыслей — и результатом их сложения был только вязкий серый страх. Я не знал, что ответить императору. И что делать, тоже. Совсем не знал. А молчать дальше было не просто неучтиво, это граничило с оскорблением величества.

Я не нашел ничего лучше, чем аккуратно вынырнуть из-под его руки. Аполло сморщился, словно у него вдруг заболел зуб.

Это была очень неловкая секунда, очень.

Но вселенная пришла мне на помощь.

Я услышал зуммер. Было непонятно, откуда он доносится — я только понял, что его источник где-то близко. Это был звонок телефона или рации, сдвоенное «би-би» низкого тембра.

Звук произвел на императора — и на всю вселенную — совершенно поразительное действие.

Императорский променад, по которому мы только что шли, пожух и свернулся, причем я даже не понял, куда и как — словно за долю секунды прошли две тысячи лет. Исчезли золотые орлы, сгинули порочные мраморные дети. Аполло тоже исчез.

А потом я увидел его перевернутое лицо, висящее напротив меня в воздухе. Оно было озабоченным и серьезным.

— Извини, Рама, — сказало лицо. — Важные дела, приходится разрываться. Мы с тобой не договорили, О’кей? Поболтайся пока с Софи, она тебя ждала… Только не особенно слушай, что она будет про меня плести…

Металлическое стремя, на котором я висел все это время, втянулось назад в лифт, а затем перед моим лицом опустилась дверная панель, отрезав меня от зала с императором.

Воздух в черной коробке был упоительно свеж. Хотелось одновременно спать и смеяться. Я подумал, что похож на черный пиджак, висящий в шкафу, и эта мысль рассмешила меня до слез. Без растворенной в воздухе химии такое вряд ли было возможно.