Пол Расселл - Недоподлинная жизнь Сергея Набокова

Первые пульсации этого романа породило во мне эссе Льва Гроссмана «Гей Набоков», опубликованное Salon.com в 2000 году. Я в большом долгу перед Львом не только за великолепно проделанную им работу детектива, но и за то, что он подбодрил меня и предоставил мне переводы четырех писем Сергея, которые хранятся в «Коллекции Берга» Нью-Йоркской публичной библиотеки. Несомненно настанет день, когда откуда-то — из Парижа, из замка Вайсенштайн, кто знает? — поступят новые письма, которые докажут, что многие из моих домыслов в корне неверны. И все же я надеюсь, что некий призрак истины продолжит бродить по этим страницам, даже если голые факты будут ему противоречить.

«Память, говори» Владимира Набокова, равно как и «Владимир Набоков. Русские годы» Брайана Бойда, и «Вера (миссис Владимир Набоков)» Стаей Штайн, дали мне существенную биографическую информацию. Среди других полезных биографий укажу следующие: «Кокто» Фрэнсиса Стигмюллера; «Божественная комедия Павла Челищева» Паркера Тайлера; «Сергей Дягилев. Его жизнь, труд и легенда» Сержа Лифаря; «Дягилев» Ричарда Бакли; «Третья роза. Гертруда Стайн и ее мир» Джона Малькольма Бриннина; «Все были так молоды» Аманды Вэйлл. Дневники и воспоминания оказались настолько полезными при воссоздании бесценных мимолетностей, что мне хочется указать заинтересованным читателям на некоторые из них: «Театральная улица» Тамары Карсавиной; «Дневник посла» Мориса Палеолога; «Утраченная роскошь» князя Феликса Юсупова; «Испытания дипломата» Константина Набокова; «Россия, которую я любила» Надин (урожденной Надежды Набоковой) Вонлярлярской; «Багаж» Николая Набокова; «Исповедь еще одного молодого человека» Брэвига Имбса; «Опиум» Жана Кокто; «Курсив мой» Нины Берберовой; «Берлинские дневники, 1940–1945» Марии Васильчиковой; «Побег из тьмы. Испытания англичанки в Германии военного времени» Христабель Байленберг; «Пока горит Берлин. Дневник Ганса-Георга фон Стадница, 1943–1945». Другие полезные источники слишком многочисленны, чтобы перечислять их полностью, и все же укажу на: «Гомосексуальное желание в революционной России» Дэна Хили; «Чужаки. Гомосексуальная жизнь в девятнадцатом столетии» Грэхэма Робба; «Санкт-Петербург» Соломона Волкова; «Солнце в полночь. Санкт-Петербург и зарождение современной России» У Брюса Линкольна; «Всеволод Мейерхольд» Роберта Лича и «Безумные годы. Париж двадцатых» Уильяма Уизера. Текст книги пропитан заимствованиями из этих источников, включая и взаимопереплетенные, раскавыченные прямые цитаты, а то и абзацы из Кокто, Лифаря, Стайн и различных Набоковых.

При написании романа мне помогал целый ряд исследователей, среди которых были Алиса Барретт, Крейг Либман, Джозеф Лэнгдон, Мэтью Хантер, Джуин Пейк. За любое неверное использование и истолкование малоизвестной информации, которую они героически для меня собирали, ответственность несу только я. Я должен поблагодарить также Дэвида Янга и Дэвида Уолкера, заразивших меня любовью к произведениям Набокова еще в то время, когда я был студентом Оберлина; и Дэниэля Р. Шварца, Эдгара Розенберга и Гарри Шоу, членов моей диссертационной комиссии, очень помогавших мне, когда я писал о Набокове в Корнелле. Неизмеримо многое к моему пониманию этого писателя добавили и студенты Вассара, в котором я многие годы вел семинары по Набокову.

Огромное, огромное спасибо моему неутомимому литературному агенту Харви Клинджеру и блестящему редактору из «Cleis Pres» Фредерику Делакост. Бесценные советы в ходе долгого процесса написания и переписывания романа давали мне некоторые мои доверенные читатели, и я с благодарностью признаю помощь, которую получил от Криса Брэма, Мэри Бэт Кашетта, Джонни Шмидта, Джуин Пейк и в особенности от покойной Рэй Янг (1916–2010), которая не только множество раз перечитывала мою рукопись, но даже позволила мне в одну ослепительную рождественскую неделю, которую мы провели в Уэстбрук-Хаузе, Фром, Сомерсет, прочитать ей всю книгу вслух.

По-настоящему думать об этом романе я начал одним июньским вечером 2004 года, когда отправился с моим другом Карен Робертсон в «Нью-Йорк Сити Балет», чтобы посмотреть три бессмертных творения Стравинского и Баланчина, среди которых был и «Аполлон», на премьере которого (1928) я представил себе Сергея. После театра мы допоздна обедали в ресторане неподалеку от «Линкольн-центра» — я описал, выполняя просьбу Карен, этот роман, тогда еще зачаточный, хотя некоторые исследования я уже проводил. Рассказал ей о том, что уже узнал, и совершенно случайно, в общем, как то бывает в разговоре, начал воссоздавать образ несчастного, отвергаемого всеми юноши, отважно отыскивающего свой путь среди удовольствий и угроз Парижа, и взрослого мужчины, вознаграждаемого — слишком ненадолго — любовью перед тем, как все погружается во мрак. И постепенно он возник передо мной, точно мотылек, бьющийся летней ночью об оконное стекло освещенной комнаты, — мой прелестный, кроткий, призрачный и непритязательный спутник.