— Значит, только по режиссерской части? — прищурился Владимир Иванович.
— Нет, я буду делать все, что дадите, — ответил Вахтангов.
Вахтангова уже решено было принять в труппу, но директору хотелось поближе присмотреться к нему. Они недолго побеседовали о биографии молодого актера, а потом Владимир Иванович предложил Вахтангову оклад в сорок рублей, который был безоговорочно принят.
Неделей позже, одиннадцатого марта, Вахтангов был представлен своему кумиру — Константину Сергеевичу Станиславскому.
— Я много про вас слышал, сказал Станиславский с неподдельным интересом взирая на своего собеседника.
Двенадцатого марта 1911 Вахтангов кончает драматические курсы А. И. Адашева, а пятнадцатого марта его зачисляют в труппу Московского Художественного театра.
В тот же день он внимательно слушает одну из первых лекций-бесед Станиславского для молодых актеров Художественного театра.
Записывает каждое слово, прислушиваясь к их внутреннему смыслу, как к музыке. Ведь не всегда важно, что говорят, но важно, как говорят, и каждое слово стоит ровно столько, сколько тот, кто его произносит.
— Постарайтесь, господа, понять все, что я скажу. Не только умом… Постарайтесь почувствовать. Понять — значит почувствовать…
Полгода спустя занятия по «системе» Станиславского с актерами начинает вести Евгений Вахтангов…
Двадцать третьего сентября того же года Евгений Вахтангов впервые играет перед публикой на сцене Московского Художественного театра. Дают «Живой труп» Л. Н. Толстого. Вахтангов — цыган.
— Мало играть образ, надо еще выразить отношение к нему! — говорил актерам Вахтангов. — И… долой поверхностное подражание жизни. Театр имеет свой собственный реализм, свою собственную театральную правду. Театральная правда — в правде чувств, которые на сцене передаются с помощью фантазии и театральных средств. Все должно быть донесено до зрителя исключительно образными театральными приемами.
Точнее и не скажешь, не так ли?
Кстати, последний поставленный Евгением Вахтанговым спектакль идет на сцене театра его имени и поныне. «Принцесса Турандот», по пьесе Карло Гоцци. Сам автор называл свою пьесу «театрально-трагической китайской сказкой». Вахтангов превратил ее в яркое, красочное, завораживающее действие.
Посмотрите этот, можно сказать, «вечный» спектакль, если еще не видели его.
Вы получите огромную порцию удовольствия!
Мои творенья хвалят книгочеи,
А вот иные рыцари пера
Поносят их. Но на пиру важнее,
Что скажут гости, а не повара.
Джон Харингтон. (Перевод В. Е. Васильева)
Мальчик жил на Карантинной улице, в народе называемой Карантинным спуском. Не спешите искать эту улицу на карте Москвы — дело было в Одессе.
Мальчик учился в гимназии на одни пятерки, увлекался новомодной игрой в футбол, любил читать книги и писал стихи.
…И конюхи выводят тонконогих
И злых коней в пурпурных чепраках.
Они клянутся чертом и мадонной,
Но слов таких от них я не слыхал…
«Папа хотел, чтобы я стал инженером. Он понимал инженерствование как службу в каком-то управлении. Воображалась фуражка и говорилось: как господин Ковалевский…
Ты хочешь, папа, чтобы я стал инженером. Так вот это ж и есть инженерия!
Я говорю тебе о волшебнейшей из инженерий, а ты не слушаешь меня.
Я говорю тебе об инженере, изобретающем летающего человека, а ты хочешь, чтоб я был инженером подзеркальников фуражек и шумящих раковин…».
Как вы думаете — о чем напишет свою первую книгу человек, работающий в органе Центрального Комитета Союза рабочих железнодорожного транспорта с прозаическим названием «Гудок»? Человек, подписывающий свои заметки железнодробительным псевдонимом «Зубило»?
О паровозах? Не угадали.
Об отдельных недостатках (в то идеальное время недостатки могли быть только отдельными) на железной дороге? Опять мимо.
О тяжелом труде этих самых рабочих железнодорожного транспорта? Боже вас упаси от таких вредительских мыслей! На дворе был 1924 год. Двор был московским. Труд уже семь лет не был тяжелым и изнуряющим — он стал радостным и созидательным. Прямо с того момента, как стрельнул холостым выстрелом из носового орудия один легендарный крейсер. Как сказал классик: «Зима тревоги нашей позади, к нам с солнцем Йорка лето возвратилось!» [1] У. Шекспир. «Ричард III», пер. Михаила Лозинского.
Нет — человек пишет книгу о революции.
Читать дальше