Елена Антонова - Неисторический материализм, или ананасы для врага народа

– Параметры приняты, – заключил Барсов, глядя из окна автобуса.

– Ишь ты, заключенных-то радиацией ликвидируют, мерзавцы! – с оттенком личной заинтересованности заметил гражданин с огромной золотой печаткой на толстом волосатом пальце.

– Не-а, – уверенно откликнулся сидящий за рулем «мерседеса» гражданин, большую часть груди которого, туго обтянутой белой рубашкой, занимал ярко-желтый галстук с розовыми мужскими достоинствами. – Это им сознание изменяют. На законопослушное.

– Кошмар, – ужаснулся гражданин с печаткой. – Это чтобы налоги платили?

Гражданин с шаловливым галстуком сокрушенно вздохнул.

– Лучше смерть, – заключили оба и разошлись.

К зданию тюрьмы подъехала ничем не примечательная «ауди», и Барсов оживился. С неожиданной прытью он выскочил из автобуса и распахнул дверцу, из которой тяжело выбрался человек в шинели.

В это время в подвале старого здания тюрьмы, в котором раньше расстреливали политзаключенных, Андрей подключал установку Бахметьева-старшего для улавливания квантов исчезнувшего в прошлом радара. Он держал в руках толстенный кабель, когда дверь позади открылась и он услышал голос Барсова.

– У вас, я вижу, все готово? – спросил он.

Андрей оглянулся, и кабель выпал у него из рук. Рядом с Барсовым стоял товарищ Сталин в шинели – точь-в-точь как на старых документальных кадрах: рыжий и рябой, волосы ежиком, хитрый прищур и в руках – трубка.

– Полагаю, на вас можно положиться? – спросил он с характерным акцентом.

– Его что, Серега оттуда прислал? – хрипло спросил Андрей Барсова, не сводя с вождя зачарованного взгляда.

– Нет, это меня Анатолий Васильевич туда посылает, – уже без акцента ответил Яблонский.

Барсов довольно потирал руки.

– Похож? – спросил он Андрея.

– Как две капли!

– Гример хороший, – объяснил Яблонский.

– Богатая идея, – одобрил Андрей. – Уж в Сталина-то они стрелять не будут.

– Лишь бы поверили, что это Сталин, – озабоченно сказал Барсов.

Яблонский прислонился к стене, закрыл глаза и сосредоточился.

– Входит в роль, – благоговейно шепнул Барсов.

Яблонский согласился на эту авантюру сразу. Он был настоящим актером и в душе, и на сцене. Изобразить Сталина своим современникам было нетрудно: все знали его лишь по акценту и паре неизменных атрибутов. Но заставить поверить работников НКВД – это был высший пилотаж, и отказаться Яблонский не смог.

В помещение вошел молодой военный в немного необычной форме – Андрей не сразу узнал в нем Митю.

– И ты туда? – вытаращил он глаза.

– Кто ж поверит, что Сталин прибыл без сопровождения! – важно сказал он.

– Действительно, – пробормотал Андрей, поражаясь, до чего быстро молодое поколение начинает важничать.

Наконец на мониторах компьютеров появилось изображение кабинета Селиванова. Сам Селиванов сидел за столом с озабоченным видом и листал какую-то книгу. Было видно, что это занятие для него непривычное, – он морщил лоб, подолгу вглядывался в строчки и всем своим видом выражал страдание.

– Политучеба, – догадался Барсов. – Значит, время – то самое. После визита Сергея. Ну что ж! – обратился он к Яблонскому. – Семь футов вам под килем. Общую задачу вы знаете. Надеюсь, вы там в коридорах никого не встретите. Действуйте по обстановке.

Яблонский недовольно нахмурился. Он как раз жаждал встретить и сыграть. Тем более что зрители ему обеспечены – небольшая, но избранная аудитория. Это будет самое главное представление в его жизни. Он шагнул вперед, под металлический колпак, опутанный проводами.

– Помните, как видеокамеры прикреплять? – тревожно спросил Барсов.

Яблонский молча кивнул. Андрей подошел к колпаку, опустил рычажок на нем и торопливо отошел в сторону.

– Ну, по…ка, – закончил Яблонский уже в прошлом.

Он понял, что переместился, по изменившимся запахам, холоду, которым тянуло из маленьких окошек под потолком, и цвету стен. В его времени они были казенного зеленого цвета. Сейчас они стали темно-серыми, сплошь испещренными выбоинами на высоте человеческого роста. Когда Яблонский понял происхождение выбоин, он ужаснулся и впервые понял, во что ввязался. Ему стало страшно не за себя – диск был надежно вшит и он мог вернуться в любую секунду. Но выбоины свидетельствовали о беспощадной жестокости, которая будет продолжаться здесь как минимум до пятого марта. Неизвестно, сколько новых выбоин успеет появиться на этих стенах. Барсов предупредил его, чтобы он не смел вмешиваться и кого-то спасать, иначе невозможно будет предвидеть, как спасенный им человек впишется в историю.