Елена Антонова - Неисторический материализм, или ананасы для врага народа

Хафез с Омаром между тем, не жалея ног, извещали ученое сообщество о сделанных ими находках и о доставленном, невзирая на трудности и опасности, земном воплощении скифско-африканского фараона. Правда, фараона из-под самого его носа чуть не умыкнул московский шпион. «Красная рука Москвы», – вздохнул Хафез.

Зачем Москве понадобился их фараон, египетским профессорам было не совсем ясно, но про «руку Москвы» они прекрасно поняли.

Никогда еще в провинциальном египетском университете не было так оживленно. Весь ученый и неученый состав собрался в единственном большом помещении, предназначенном для лекций. Что делать с фараоном, никто себе не представлял, но всем хотелось на него посмотреть.

Решив, что фараона надо встречать почтительно, они приготовили для него кресло, притащенное из ректорского кабинета, и поставили на стол наскоро собранное угощение. Сам глава городской администрации скромно приготовил для себя стул. Изнывавшего от скуки и голода Сергея, который не выпускал из рук золотой жезл, доставили туда со всеми возможными почестями и усадили в кресло, почтительно кланяясь. Скворцова в кресло не посадили, посмотрели на него хмуро и пристроили в углу, далеко от еды. «Так тебе и надо, – злорадно подумал Сергей. – И так весь пакет сожрал».

Сергей примерился к самому спелому банану и взял его с большого блюда. Ученое сообщество зашевелилось, достало блокноты и, замерев, наблюдало, как Сергей его чистит. Не обращая внимания, что как минимум шестьдесят человек смотрят ему в рот, он с наслаждением откусил большой кусок.

– Он ест! – благоговейно пронеслось по залу, и все шестьдесят человек застрочили авторучками в блокнотах.

Хафез тем временем рассказывал, при каких обстоятельствах был найден прародитель, поедающий сейчас банан. Прародитель дремал в кресле, наслаждаясь едой, и покачивал головой.

К тому времени как Хафез закончил говорить, Сергей успел съесть пару лепешек и повелительно ткнул в его сторону жезлом.

– Каля-баля! – важно сказал он. – Бай-бай! И мыться! – он изобразил жестами, что хочет спать.

– Он говорит! – снова прошелестело в зале, и перья опять забегали по блокнотам.

Глава городской администрации решил, что дальше он единолично будет общаться с фараоном, который выглядел вполне благодушным, особенно когда поел. Он сказал, что, не желая отягчать расходами городскую казну, решил поселить высокого гостя у себя дома. При этом он поглядывал на золотой жезл и прикидывал, много ли золота осталось у фараона. Обрадованные ученые мужи, которые решительно не знали, как вести себя с прародителем, согласились.

На следующий день было решено повезти его в окрестности Каира, показать ему усыпальницы его потомков. Скворцова же, которого за покушение на фараона следовало бы просто зарезать, отвели в полицию. С Москвой в то время у Египта как раз налаживались неплохие отношения, поэтому решено было их не портить, а Скворцова отправить домой с ближайшим самолетом.

Самолет приземлился в Москве ровно в полдень. К удивлению Скворцова, его встречали хмурые люди в погонах, которые, вместо того чтобы поздравить со спасением, увезли его в Управление и стали задавать неприятные вопросы. У них были основания быть хмурыми. Потому что в египетских газетах появилась фотография Скворцова на фоне какого-то культового сооружения вместе со статьей под названием «Красная рука Москвы посягает на святыни».

– Как вы оказались в Египте? Что вы делали в пирамиде? Зачем вы хотели похитить фараона?

Скворцов все валил на Бахметьева и кричал, что его надо расстрелять, потому что из-за него он чуть не умер голодной смертью, замурованный в пирамиде. На вопрос, какого черта ему понадобилось в Египте без документов и как он смог туда проникнуть, минуя все таможенные барьеры, Скворцов ответить не мог, а только заикался и просил есть.

– А чем там занимается Бахметьев? – спросили его.

– Он – самозванец. В данный момент он работает фараоном, но все врет, – без запинки ответил Скворцов и этим спас себя от расстрела, потому что его тут же признали душевнобольным, жертвой международного шпионажа и отправили в больницу подлечиться.

Что касается прародителя-самозванца, то на следующий день его действительно повезли смотреть пирамиды и жестами попытались объяснить, что всем великим мужам, покоящимся в них, он дал свое божественное семя. Слово «Хеопс», произнесенное с большим чувством, сопровождалось многочисленными тычками и жестами в его сторону. Прародитель понял, что ему приписывается незаслуженное авторство, пустил слезу и погладил пирамиду, растроганно приговаривая: «Хеопсик, дорогой!»