Жан Эшноз - Гринвичский меридиан

Автоматные очереди прошили дверь по всей ее ширине, точно как в знаменитом эпизоде одного знаменитого фильма, даром что никто не успел заметить сходство. Дверь резко распахнулась, и в проеме возникли маленькие черные стволы, направленные вовнутрь, за ними неясно маячили зеленые суконные пальто. Селмер бросился под диван, не забыв прихватить с собой книгу, чтобы извлечь из нее свой верный Llama; Карье и Альбен уже стреляли с пола в сторону двери, поверх тела Лафона, служившего баррикадой. Последовала шумная, но не очень меткая перестрелка, окончившаяся исчезновением зеленых пальто.

Карье ринулся к двери, размахивая огромным кольтом 45-го калибра, от тяжести которого его бочкообразное тельце клонилось вперед. Он выскочил на площадку, увидел, что лестница пуста и, спешно вернувшись в квартиру, подбежал к окну, чтобы расстрелять автоматчиков, если те будут отступать по пустырю. С минуту он держал его на прицеле, но тщетно: зеленые пальто, вероятно, покинули дом через черный ход, куда окна не выходили.

Селмер переводил дух, укладывая свой пистолет-автомат в книгу-футляр in octavo. Он взглянул на Карье, который смотрел на Альбена, который смотрел на Лафона, который ни на кого уже не смотрел. Глаза гиганта были так же пусты, как пустырь за окном, и так же мутны, как заоконная хмарь. Альбен закрыл их, Карье закрыл дверь, а Селмер закрыл свою книгу.

— Он мертв, — сокрушенно воскликнул Альбен.

— Черт, как некстати!

— А шум? — сердито спросил Карье. — Он разве кстати? Или вы думаете, его никто не слышал?

В комнате было три стола. Два самых длинных составили вместе и положили на них тело Лафона; Карье объявил, что совет они будут держать за третьим. Для начала они устало развалились в креслах, чтобы отдышаться, как спортсмены в раздевалке. Альбен включил радио. Оттуда по-прежнему лилась фортепьянная музыка, медленная, печальная, скорбная.

— Когда жизнь начинает косить под кино, — заметил Альбен, — то стоит включить радио, и вы получите музыку, как в кино.

— Выключите немедленно, — возмущенно приказал Карье. — Начинаем собрание.

Все трое пересели на стулья. Собрание прошло в ускоренном режиме, с изменениями в программе. Карье пришлось самому, с величайшей неохотой, объяснять Селмеру, в чем состоит его задача. На первый взгляд она показалась Тео весьма расплывчатой, но он поостерегся задавать вопросы, предчувствуя, что они вызовут лишь другие вопросы, а те — следующие, рискуя вылиться в конечном счете в бесконечный поток вопросов, которые могли привести к весьма опасным ответам, а он давно уже понял, что на этом лучше не зацикливаться.

Впрочем, он не слишком вникал в суть речи Карье и в результате вынес из нее только главное: ему снова предстоит путешествие. Что ж, тем лучше, подумал он. Ему с самого приезда в Париж очень не хотелось проводить тут зиму.

На следующее утро в темноте зазвонил телефон. Понадобилось несколько секунд для того, чтобы сорокаваттный ночник, стоявший у изголовья, разогнал эту тьму; его чахлый свет выявил край постели и все, что находилось вокруг нее, а именно свалку из книг, газет, скомканной одежды и окурков, а затем и хозяйку постели, вернее, только ее левый профиль и левую руку, снявшую трубку, хотя и этого было вполне достаточно, чтобы признать Веру.

Она собралась сказать «да» или «алло», и ее губы уже сложились для этого нужным образом, но звук никак не шел изо рта, и ей пришлось откашляться, чтобы привести в действие голосовые связки, — так остывший мотор разогревают резким рывком акселератора.

— Да, — прохрипела она наконец.

В трубке зашуршал чересчур громкий мужской голос, он неприятно резал ухо.

— Нет, — ответила Вера, — вы ошиблись.

В трубке снова зашуршал голос.

— Как вы сказали? — переспросила Вера.

На сей раз трубка шуршала довольно долго.

— Да, — сказала Вера, — это тот самый номер, но здесь таких нет.

Последовало новое шуршание, во время которого второй человек, лежавший в кровати и доселе невидимый, спросил, в чем дело.

— Кто-то ошибся, — шепнула Вера. — Спрашивают Блеза, а я говорю, что никакого Блеза тут нет.

— Ну-ка дай мне трубку, — сказал Поль.

— Это Блез? — вопросительно прошуршал голос.

— Да, — ответил Поль, — это я.

— Извините за ранний звонок. Я вас, наверное, разбудил.

Поль взглянул на часы Веры из-за плеча Веры. Они показывали без чего-то четыре ночи.

— Да нет, — сказал он, — то есть рановато, конечно, но это не страшно.