Уильям Янг - Перекрестки

— Рад тебе сообщить, — сказал он, — что в будущем нам суждено видеться очень часто.

— Даже не решаюсь спросить, каким образом это будет происходить, — пробормотал Тони, приступая к еде.

— А не важно! — Джек вздохнул, пододвинул поближе кресло с подушками и устроился в нем. — Ведь данный момент содержит в себе все другие, так что ни к чему нам заглядывать в будущее.

— Пускай так, — согласился Тони. Он уже привык, что постоянно чего-то недопонимает, даже когда все произнесенные собеседником слова сами по себе ему знакомы. — Я хотел бы спросить тебя вот о чем… — Он покрутил вилкой в направлении Джека, словно хотел ввинтить в него свой вопрос. — Вот это промежуточное место, где мы сейчас находимся, — это что, загробная жизнь?

— О господи, нет, конечно! — воскликнул Джек, замотав головой. — Это скорее внутренняя жизнь, хотя она и не оторвана от той, которую ты называешь загробной. Хотя правильнее, к твоему сведению, называть ее «жизнь после».

Тони застыл с протянутой вилкой в руке, пытаясь понять смысл сказанного.

— Ты попал в промежуток между «жизнью до» и «жизнью после», а мостик, который их связывает, — это внутренняя жизнь, жизнь твоей души.

— А где ты пребываешь?

— Я пребываю там, где пребываю, но постоянное место жительства у меня в «жизни после». А у тебя я просто с визитом.

Мозг Тони так лихорадочно работал, что он не чувствовал вкуса пищи.

— И что собой представляет эта загробная… то есть «жизнь после»?

— Вопрос непростой. — Задумавшись, Джек откинулся в кресле, машинально вытащил из кармана вечно дымящую трубку, затянулся и сунул трубку обратно. Посмотрев на Тони, он выдохнул дым и продолжил: — Ты спрашиваешь меня о том, что можно познать лишь на собственном опыте. Какими словами передать первую любовь или закат солнца, запах жасмина, гардении, восточной сирени? Как описать чувства матери, впервые взявшей своего ребенка на руки, или радостное удивление, или трансцендентную музыку, или покорение горной вершины, или вкус меда, взятого прямо из сот? Человек всегда искал слов, которые связали бы то, что он знает, с тем, чего он хочет, но добивался лишь маловразумительного изображения, видимого как сквозь тусклое стекло. [28] Перифраз цитаты из Первого послания апостола Павла к коринфянам: «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно…» (1 Кор. 13: 12). — Джек окинул взглядом комнату. — Вот тебе пример. — Он подошел к комоду у окна, на котором среди прочих вещей стоял цветочный горшок с великолепным многоцветным тюльпаном. Взяв горшок, он вернулся с ним в кресло и стал осторожно расчищать луковицу и стебель цветка. — Это типичный попугайный тюльпан, выросший у тебя на заднем дворе, — сказал Джек и поднес горшок поближе к Тони. — Обрати внимание на эти совершенно необычные лепестки. Они пушистые и изогнутые, с зазубренными краями, окрашены в самые разные цвета — золотой, абрикосовый, сине-фиолетовый. А на фоне желтого видны даже бороздки зеленого. Великолепно! Теперь посмотри на луковицу, из которой вырос этот чудесный цветок. Она похожа на почерневший старый кусок дерева или на комок грязи, и несведущий человек отбросит ее. В самом деле, на вид она не представляет собой ничего особенного. Этот корень, Тони… — воодушевленно произнес Джек, заботливо закапывая луковицу обратно в землю, — этот корень — «жизнь до», где все, что ты знаешь и переживаешь, пронизано предчувствием чего-то другого, большего. Во всем, что ты знаешь и переживаешь, во всех частях корня, ты находишь намеки на цветок — в музыке, искусстве, истории, семье, смехе, открытиях и новшествах, в работе и в самом существовании. Но как можно, видя один лишь корень, представить себе такое чудо, как этот цветок? Однако наступит момент, когда ты наконец увидишь его, и тогда все, что ты знаешь о корне, наполнится смыслом. Этот момент — «жизнь после».

Тони потрясенно смотрел на внешне такой простой, а на самом деле сложный и прекрасный цветок как на нечто до боли священное. У него опять мелькнула мысль: «Где я был все эти годы?» Вспоминая прошлое, он убеждался, что никогда и не жил по-настоящему. Вместе с этой мыслью пришли и другие — отрывочные воспоминания о тайне, заслоненной суетливым стремлением к достижению каких-то своих целей, и о проблесках света, любви, восхищения и радости, которые говорили с ним шепотом, когда он бывал доволен жизнью, и кричали, чтобы привлечь к себе внимание, в несчастливые моменты. У Тони никогда не было желания спокойно посидеть, посмотреть и послушать, подышать и подивиться окружающему, и, как он теперь убеждался, это дорого ему обошлось. В данный момент он чувствовал себя опустошенным и бесполезным, вроде бесплодной земли за окном.