— А я не боюсь. Ни сумасшедших, ни преступников, ни подлецов, ни слабых. Они даже меня как-то вдохновляют. Все от него отвернулись, а мне тут-то и интересно.
— Хороший ты человек… Женщина.
— Просто шалая. Время от времени мне надо менять свою судьбу. Вывернуть ее наизнанку, как лист Мёбиуса.
— Какой лист?
— Мёбиуса. У которого только одна сторона. Первый раз слышишь?
— Первый раз.
— Сейчас я тебе покажу. Есть у тебя бумага, ножницы, клей?
Все нашлось. Даная вырезала бумажную ленту и, вывернув ее, склеила концами:
— Вот он, лист Мёбиуса! Сколько у него сторон, как ты думаешь?
— Понятия не имею.
— Думаешь, две?
— Ну, две.
— А вот и нет! Сторона у него одна. Веди пальцем и убедишься.
Марианне было неинтересно: одна так одна. Даная огорчилась:
— До чего же вы, гуманитарщики, равнодушные! Ничем вас не проймешь.
Марианна вдруг заплакала.
— Ой, прости, — воскликнула Даная, — прости, если обидела. Ты что, ревнуешь?
— Нет, нет.
— Ты в самом деле не сердишься, что я с ним?
— В самом деле.
— Правильно делаешь, потому что я не с ним. Мне иногда кажется, что я даже не люблю его по-настоящему. Любить по-настоящему можно только человека, которому ты нужна. А я ему не нужна. Ну, что ты плачешь, Марианна? Не надо! Ну, хочешь, я с сегодняшнего дня порву с ним навсегда, хочешь?
— Мне от этого легче не будет.
Анна Кирилловна шла на работу в приподнятом настроении. Во-первых, весна! Еще не настоящая, а та, которую Пришвин называл «весной света». Ярко-голубое небо не по-ленинградски развернулось вверху, розоватый солнечный свет отблескивал в окнах. Уже хорошо.
Во-вторых, шла она из парикмахерской, где наконец-то ей удалось добиться «цвета опавших листьев». Долго пришлось втолковывать мастеру, но в конце концов он понял и осуществил. «Хорошо всё, кроме меня, — сказала она, глядя в зеркало. — К этой прическе бы другую женщину…» Но неважно: цвет получился тот самый!
А главная радость: Гоша Фабрицкий закончил наконец свою диссертацию! Она сейчас несла ее в портфеле, и портфель, казалось, взмывал вверх, как воздушный шар. В самое это синее небо.
Молодец Гоша! Все-таки написал. Может быть, благодаря ее наставлениям, а может быть, и вопреки. Никогда нельзя сказать, что было бы, если бы чего-то не было. Хорошо медикам: они могут поставить опыт, одной группе больных давать лекарство, а другой, контрольной, не давать. У нас такой опыт невозможен. Каждый ученик сам по себе, существует в одном-единственном экземпляре. И его горести, поступки и беды индивидуальны, неповторимы. Другого Гоши нет, контрольного опыта не поставишь. Черт знает, а может быть, и в медицине так? Нет двух одинаковых больных, хотя их болезни и носят одно и то же название…
Бедняга, еще исхудал, если к нему применим этот термин. Он и был-то худ, как жердь, как доска, а теперь больше всего напоминает гвоздь.
Анна Кирилловна давно уже перестала по-настоящему руководить Гошей. Он медлил, медлил и наконец вышел на орбиту, где набрал такую скорость, что за ним не уследишь. Метался по библиотекам, читал ультрасовременные книги, о которых она и слыхом не слыхала. Могла только проверять его синтаксис — у Гоши он всегда барахлил — и с грехом пополам преобразования.
Преобразования и у нее всегда были слабым местом — то теряла двойки, то минусы, то скобки, — но брала лошадиным терпением. Не успокаивалась, пока три-четыре раза подряд не получала один и тот же результат. Впрочем, эта беда — ошибки в преобразованиях — теперь почти у всех. Раскрывать скобки, приводить подобные члены, выносить за скобки — механическая работа, которой когда-то учили в школе, а теперь, кажется, и не учат… Чтобы это делать без ошибок, надо отключить мысль и внимательно проделывать все выкладки. А мысль не хочет отключаться! Пока рука открывает скобки, мысль бежит вперед, что-то такое свое бормочет… Естественно возникает идея: а не переложить ли этот механический труд на машину? Составить программу, а потом хоть трава не расти!
Именно такой программой-преобразователем была занята Анна Кирилловна последнее время, и кое-что уже получалось, и это была четвертая радость. Дело шло вперед, хотя и черепашьими шагами. К тому времени, когда выкладки Гошиной диссертации можно будет проверить не вручную, а на машине, поди, его маленький сын Митя уже кончит школу, а может быть, и институт… Да и ее самой, Анны Кирилловны, скорее всего не будет в живых… Ничего. Сажают же люди деревья, не надеясь увидеть их в полный рост.
Читать дальше