Жан Эшноз - Чероки

В конце концов Гиббс отказался от своих безрезультатных набегов в Париж, и тут же, автоматически, кончился дождь. Этель объявила, что они приглашены к друзьям, живущим по соседству, вместе с другими друзьями и, конечно, с друзьями друзей, словом, вечеринка обещает быть занятной. Жорж тоже может пойти с ними.

— Мне кажется, это не очень-то разумно, — осторожно заметил Жорж.

— А кого вы боитесь там встретить? — возразила Этель. — И потом, представьте себе, вдруг она там будет, а вы — нет!

— О ком вы говорите? — спросил англичанин.

— Поедемте, поедемте, — настаивала она. — Если вашей дамы там не окажется, я вас познакомлю с Флоранс.

— Да-да, едем с нами, Жорж, — сказал Гиббс. — Я вам дам свой второй смокинг.

На склоне лесистого холма, возвещавшего о близости Фонтенбло, раскинулся обширный частный парк, где стояло около десятка роскошных вилл; при каждой — теннисный корт с высоким металлическим креслом для судьи, бассейн под брезентовым навесом, просевшим от широких бесформенных луж дождевой воды, и куча блестящих машин у ворот, обвешанных камерами наблюдения.

Им пришлось ждать — сначала у ограды имения, а затем перед домиком-будкой, подобием таможенного поста, откуда вышел охранник в серой форме и фуражке с галуном. Гиббс отдал ему приглашение. Охранник внимательно изучил карточку, зашел в будку, позвонил куда-то, вернулся и распахнул ворота. В конце аллеи другой охранник указал им место для стоянки перед большим белым домом с аркадами по фасаду, квадратным порталом и женщиной в розовом платье у входа.

Она подбежала к машине, расцеловалась с Этель Гиббс и потащила ее в дом. Женщина была очень хорошенькая и очень веселая — наверняка та самая Флоранс. Жорж и Гиббс вошли следом: гостей собралось не меньше сотни. Они обошли комнаты, где стояли главным образом кресла и диваны, расположенные веером вокруг низких столиков, — точь-в-точь фургоны американских первопроходцев. Слуги во фраках с подносами в руках сновали между гостями, предлагая им пенящиеся бокалы, россыпи сигар, груды тостов. Был здесь и музыкальный салон, в данный момент безлюдный, — только в центре за огромным черным лакированным роялем, похожим на многоместный катафалк, сидел бездействующий виртуоз во фраке, читая газету, разложенную поверх партитуры.

Невнятный гул разговоров перетекал из комнаты в комнату, вперемежку со звонкими смешками и звяканьем льда в бокалах. У входа в гостиную стояла группа знакомых англичанина, и он пожал дюжину рук с выражением испуганной решимости, как будто угодил в облако саранчи или под водопад. В уголке следующей гостиной они нашли пару свободных кресел, обитых блеклым бежево-серым гобеленом, на котором олень созерцал пустым взглядом окружившую его свору гончих.

— Мы уехали из дому, чтобы хоть как-то развеяться, но у них такая же скука смертная, — доверительно сообщил Гиббс. — Теперь вот сиди тут до трех-четырех утра.

— Но ведь можно уйти и раньше, — подсказал Жорж.

— Не хотелось бы, — ответил англичанин, — уезжать всегда нужно одними из последних — меньше прощальных рукопожатий.

Внезапно пространство между ними пересек, с плавной неспешностью межпланетного корабля, поднос на чьей-то руке. Жорж снял с него квадратный стакан с виски, в котором позвякивали толстенькие кубики льда. Но миг спустя стакан грохнулся на пол, а Жорж, отпрыгнув назад, скорчился за спинкой кресла; на ковре, жадно выпившем виски, проступило пятно с очертаниями департамента Мёрт-и-Мозель. «Что случилось?» — испуганно спросил англичанин. Жорж приложил палец к губам, призывая его к молчанию, а другим пальцем указал на доктора Шпильфогеля.

Доктор только что вошел в комнату. На нем был элегантный костюм, из нагрудного кармана торчал уголок платочка, острый, как лезвие ножа, воткнутого в сердце, как плавник белой акулы в море чернил. Он обвел взглядом гостиную, заметил пустое кресло рядом с англичанином и бесцеремонно завладел им.

— Прелестный вечер, — объявил он сердечным тоном. — Надеюсь, это место не занято?

— К сожалению, занято, — ответил Гиббс. — Он должен вернуться с минуты на минуту.

— Я подожду, — сказал доктор, — а пока немного отдохну здесь. Сколько красивых женщин! Вы друг Шумахера?

Этель Гиббс тоже вошла в гостиную следом за Шпильфогелем. Еще с порога она увидела эту сцену и поняла, что может произойти. Подойдя к мужу, она сказала два-три незначащих слова, затем повернулась и одарила Шпильфогеля горячей, плотоядной улыбкой; безупречный треугольничек на груди доктора тут же напрягся и затрепетал. Доктор вскочил с места, поцеловал пальчики Этель, предложил ей руку и увел из комнаты, тесно прижавшись к своей даме и бурно жестикулируя свободной рукой.