Жан Эшноз - Чероки

— Здравствуйте, мадам, — сказал Жорж, — могу я поговорить с Женни?

— Ошиблись номером, — проскрежетал голос.

— Вы уверены?

На том конце провода повесили трубку. Жорж поразмыслил с минутку, затем набрал другой номер, где ему ответил, в порядке компенсации, мужской голос среднего возраста — сочный, мягкий баритон.

— Здравствуйте, месье, — сказал Жорж, — вы находитесь на прямой связи с нашим каналом, в игре «Вам не повезло». Кажется, у вас там транзистор, выключите его, пожалуйста, — он создает неприятные помехи для наших слушателей. Благодарю вас. И позовите к телефону Женни.

— Но здесь нет никакой Женни, — ответил мужчина.

— Вам не повезло! — объявил Жорж. — Предоставляем вам второй шанс, месье. Знаете ли вы особу по имени Женни?

— Нет, не думаю, — ответил мужчина, — а в чем дело?

— Вам не повезло! — снова прокричал Жорж. — Вы в этом уверены? Неужели это имя вам ничего не говорит? Вы отдаете себе отчет, что рискуете потерять миллион франков?

— Новых? [16] В 1959 г. во Франции был введен новый франк, равный 100 старым. — спросил мужчина. — Ну не знаю, не знаю. А Женевьева вам не сгодится?

— Как сказать, — ответил Жорж. — Есть ли у нее черное платье? С такими маленькими серо-голубыми крапинками? Это ваш третий и последний шанс.

— А бог ее знает, — испуганно пропыхтел голос, — это была моя тетка с отцовской стороны. У меня остались ее фотографии, я могу посмотреть, если вы подождете минутку.

— Вам не повезло! — проорал Жорж в трубку. — Вы проиграли, месье, вы потеряли кучу денег, вы жуткий недотепа. Тем хуже для вас, и мне вас ничуточки не жаль. Вам не повезло! Никогда еще наша игра не была так достойна своего названия!

И он бросил трубку. Значит, ее в справочнике нет. Когда он вернулся домой, зазвонил его собственный телефон.

— Шав, — отрывисто сказал Бенедетти, — хорошо бы вам заняться этой историей с попугаем. У меня дела стоят, и с этим следует покончить как можно скорее.

— Ну я попробую, посмотрю, — сказал Жорж.

— Да-да, попробуйте, посмотрите. Я сегодня узнал скверные новости о своей жене, — продолжал он, внезапно сменив тон. — Она, знаете ли, больна, и они сказали, что ей недолго осталось жить. Сам не знаю, зачем я вам это говорю.

— Я понимаю, — сказал Жорж. — Это ужасно.

— Это ужасно, — повторил Бенедетти. — Да, это ужасно. А откуда у вас такая фамилия — Шав? — помолчав с минуту, вдруг спросил он. — Из какого она региона?

— Точно не знаю, — сказал Жорж, — в Марселе, например, есть бульвар Шав. Там в старину рубили головы людям.

— А, да-да, — равнодушно отозвался Бенедетти. — Ну хорошо. Значит, вы попробуйте заняться розысками этой птицы и держите меня в курсе. А с делом Ферро пока можете повременить, это терпит.

— Боюсь только, это не понравится Боку, — заметил Жорж. — В принципе, дело о попугае поручено ему.

— Я знаю, — ответил Бенедетти, — я знаю и именно поэтому звоню вам домой. Мне не хотелось обсуждать это с вами в его присутствии. До чего же они неприятны, Шав, все эти кадровые проблемы! Неужели их нельзя избежать? Разве не лучше было бы нам всем стать простыми и искренними, жить во всеобщей душевной гармонии… ну, не знаю, не знаю, возможно ли это. А вы что думаете, Шав? Шав, куда вы пропали?

— Да я слушаю, — сказал Жорж.

— Ладно, — резко заключил Бенедетти, — значит, постарайтесь отыскать эту птицу, договорились? Живую или мертвую, и, если возможно, не позже понедельника. Доброй ночи.

— Доброй ночи, шеф, — ответил Жорж.

В субботу, во второй половине дня, Фред ехал по убогим улочкам Монружа в желтой, взятой напрокат «Мазде». Было прохладно, все заливал какой-то белесый свет, в тяжелом воздухе царило безмолвие. Фред включил было радио, но там какие-то люди с пресыщенными голосами занудно препирались насчет Брамса, и он решил обойтись без Брамса.

В конце одного переулочка по правую сторону виднелись ворота с распахнутыми решетчатыми створками. Фред проехал в ворота и остановил машину перед длинным грязно-белым зданием, окруженным небольшим парком, по аллейкам которого медленно передвигались представители третьего возраста, кто в одиночку, кто парами, где один иногда тащил за собой другого. Кое-где были расставлены скамьи, на них тесными рядками, как птицы на ветках, также сидели глубокие старики. У входа в здание медсестра-стажерка везла в кресле на колесиках молодого дебила, закутанного в клетчатое сиренево-зеленое одеяло, откуда торчали только его бесформенная голова да ноги в свисающих синих тапочках. Одна из тапочек, регулярно спадая с ноги, волочилась по земле, и молодой человек прямо-таки трепетал от счастья всякий раз, как стажерка нагибалась, чтобы поднять ее перед тем, как покатить кресло дальше, ласково обращая внимание больного на чахлые кустики среди косматой серой травы, где шныряли запаршивевшие кошки. Фред поднялся по трем ступенькам крыльца и пересек нечто вроде холла, где старичок с зубами, торчащими как у кролика, попросил у него сигаретку, только одну сигаретку, на что Фред любезно посоветовал ему сдохнуть поскорей.