Александр Шелудяков - ЮГАНА

Григорий Тарханов неспроста начал разговор о медицине и ученой работе старого доктора. Как опытный следователь, он понимал: чтобы получить нужные сведения, надо расспрашивать о них исподволь.

– Перун Владимирович, а не приходилось ли тебе спасать жизнь какому-нибудь человеку, который бы расплатился золотом или предлагал его за исцеление?

Старый доктор долго молчал, вспоминал.

– Вопрос понимаю, но… нужно покопаться в домашнем архиве… что-то подобное припоминаю. Отложим разговор до другого раза. А сейчас пойдем за стол, обедать пора. Слышишь, пест о сковородку трижды дзинькнул. Это Власта Олеговна зовет нас с тобой к застолью.

Мариана подошла к окну, открыла створки, села на подоконник и сразу почувствовала на лице теплоту утренних лучей солнца, их неуловимую нежность. Мариана слышала, как по улице промчалась рысью лошадь, запряженная в телегу. Мягкий приглушенный стук копыт о сухую землю, трескотливый шлепоток колес, поскрип тугих оглобельных растяжек – все эти звуки отчетливо различала Мариана и даже слышала в этом шуме тугой кожаный похруст гужей. Замирающим чаканьем удалились звуки утренней колесницы, затихли где-то за поселком, на окраине. А вот послышался веселый разговор девушек, которые проходили мимо дома. И Мариана пыталась определить по голосам, сколько идет девушек. Она представила их лица, улыбки и даже прически.

Слепая девушка просидела у окна больше часа. Она вдыхала запах рябины, которая росла в палисаднике, уже отцветала – и на прощание дарила медовый запах. Мариана слышала щебет синиц, радостный и удивленный посвист скворцов.

– Поглядываешь вокруг, лапонька моя! – пропела Агаша, войдя в комнату с полной хозяйственной сумкой, – Приходил ли наш Иткарушка?

– Да, да, мамуся!

– Ну и как, «пощекотал» он тебя?

– Ой, мамуся, наговоришь ты…

– А чего ж тогда он забегал-то?

– Взял мешок с сухарями – пшеничные, которые я сушила. Просил еще пресных лепешек постряпать и тоже посушить в печи. Сегодня вроде вертолет должен завезти их на заимку Тунгира…

– На какую еще заимку… Тунгирово владение, где пасека куплена Федором Романовичем, не его теперичка!

– Да нет, мамуся… Тунгир давным-давно уже имеет заимку промысловую на таежной речке, где-то верховье Нюрольки. Так говорил мне Иткар.

– Ну-ну, это уже шибко хорошо…

– Что хорошо-то?

– А то, что Иткар тебе докладывает, куда и зачем отправляется. Вчера я слыхала, что они с Петром Катыльгиным решили «зачухаться» в урман проклятущий и страшенный!

– Да, с Петром они улетают…

– К черту все сухари ихнии! У меня, Мэя, тут обновок целый ворох.

– Мамусенька, ты бы хоть меня позвала. Сумка-то тяжеленная, – сказала Мариана, когда ощупала сумку, поставленную Агашей на стол.

– Они же, Мэя, тут, в своем Кайтёсе, все с червоточинкой в мозгах. Захожу я, значит, в магазин: везде чистота и порядок. У окна столик и стульчики, желаешь, садись и отдохни, не хочешь, бери, что тебе любо-дорого. Никаких прилавков нет и продавцов, будто черти без мыла съели. Никого нет, и все лежит на виду. Сижу я, жду. «Где у них торговцы, куда хлызнули?» – думаю себе. Уйти обратно мне опасно. Вдруг что-то потеряется в магазине, свалят на меня всю беду. Попробуй тогда оправдаться. Тут на мое радение входит в магазин вчерашний доктор, про него я тебе сказывала, такой весь из себя лысый и видом шибко умный. Хотя он и в годах, пожилой на вид, но тоже перед кем-то форсит: от левого виска чуб отращен и перекинут по лысине. Спросила я у него насчет продавца. Он мне и растолковал: продавца в магазине нет и отродясь не бывало – бери, что нужно, и неси домой. А сам-то доктор выбрал с полочки дорогушший, в заграничных пачках, чай. Уложил все в сеточку и ушел. Ну, тут я и развернулась после него!

Хозяйственную сумку Агаша набила в магазине плитками шоколада, прихватила свое любимое лакомство – прессованный изюм, килограммов пять.

– Боюсь я… Не нужно, мамуся, так много всего брать. Ведь стыдно. Вот, скажут, не успели еще прижиться как следует, а уже начали жадничать, – сказала Мариана с мольбой в голосе.

– И пусть себе хрюкают как им угодно. Нам с ними, деревенщиной сыромятной, детей не крестить и в кумовья не набиваться, из одной чашки щей не хлебать. Только подмолодюсь я у Перуна, а там – хвост колечком и в Медвежий Мыс!

– Как это, в Медвежий Мыс? А клад с золотом искать…

– Ах, клад-переклад… Ясно дело, пока драгоценности не откопаем с Федюшей – никуда и шагу не сделаем из Кайтёса, – уверенно ответила Агаша.