Александр Шелудяков - ЮГАНА

– Думаю, что ничего тут сложного и непонятного нет… Тамговое письмо. Обозначено место, где оставлены хлеб, мясо для зимней охоты, – посмотрев внимательно на знаки, сказал Иткар.

– Так-так, – удивленно и растерянно согласился парусный цыган, – запас для охоты. А как, Иткарушка, этот хлебушко с мясом найти? Ведь поболее полувека лежит он в тайге, хлебушко… Иссох на сухарики.

– Найти это место можно в верховье Вас-Югана, в родовом урмане Тунгиров…

И тут неожиданно вмешалась в разговор Агаша, задала вроде простой вопрос:

– Иткарушка, а пошто об этом хлебушке и мясе-провианте было записано древними рунами на костяном крестике из лосиного рога? Может быть, кроме харчей там лежит еще что-то, хоронится в тайне от чужих глаз. Теперичка-то все мы будем связаны родственной веревочкой. Зачем таить секреты? Мы с Федюшей – муж и жена, пока еще не обвенчаны и в загсе печатью не сварены. Вы, Иткарушка, бог даст, с Марианой поженитесь. Мы помрем – богатство вам достанется…

– Какое богатство, о чем ты, Агаша, говоришь? – удивленно спросил Иткар.

Прикусила Агаша язык, да поздно. Федор Романович сердито посмотрел на женщину с болтливым языком.

– Ах, шара-пыра в юбке… Раз выпустила шептуна – нюхать всем придется… – сказал старик на цыганском языке. Агаша понимала – сердится парусный цыган. – Иткарушка, клад прятал Миша Беркуль. Его это крестик. Правильно-то сказать – копия с его крестика…

– Это уже, Федор Романович, другая песня. Если крестик резан из кости и на нем руны, то письмена должны иметь такое значение: языческий крест – это символ человека с раскинутыми руками. Кружочек с четырьмя стрелками разной длины говорит о том, что нужно стать лицом в сторону полуденного солнца. И тень от человека при полуденном солнце не должна быть длиннее вытянутой руки…

– Якорь тебя за ногу, ведь верно сказал! Самая короткая тень летом в конце июня, заря с зарей сходится.. А я-то гадал… – восхищенно прищелкнул языком старик.

– А потом, дедушка, уже на месте нужно искать по приметам тропу к лабазу. Тут значится тамга – трехрогая острога с острием вниз, то есть лабаз находится под землей.

На Агашу напала нервная икота. Но во всем теле чувствовала она необычную приятную истому. К сердцу подкатывался сосущий червяк – хотелось Агаше еще выпить капельку коньяку.

Улицы Кайтёса безлюдны. Утонув в легком прибрежном тумане, спит древний острог мудрым предутренним сном.

На берегу Вас-Югана, по соседству с домом Перуна Заболотникова, стоит новый пятистенок, рубленный из толстых кедровых бревен; в этом доме живет Александр Гулов.

Валентина, жена Гулова, поднимается рано, чтобы приготовить завтрак, собрать и проводить в дорогу мужа, когда он уезжает на пасеки. Беспокойная должность у главы пчеловодческой общины: он должен пораньше, за час или два, прийти в контору и составить план работы на следующий день, обдумать, куда и на какую пасеку съездить, с кем повстречаться и какой вопрос решить.

Почему кайтёсовцы свою маленькую пчеловодческую артель именуют общиной? Дело в том, что с далекой старины не прижилось в этом краю слово «артель», «ар» – много, «тель» – скот. Вот и получается, как считают кайтёсовцы, на русском языке «артель» означает многоскотие. Но совсем другое дело – община, это слово звучит исстари как дружба, взаимопомощь.

Старейшину Кайтёса, Илью Владимировича Заболотникова, одноземельцы величают Перуном Владимировичем. В Кайтёсе со стародавних времен к языческим богам больше питают доверия и любви, чем к христианским, а поэтому имена мужские и женские всегда переиначивали на староязыческий лад.

От затопленной печи в гуловском доме густой дымный хвост из трубы плыл кособоко, стелясь по-над крышами соседских изб, как бы сигналя побудку. Валентина вышла за ворота, легко перекинула на одно плечо коромысло с ведрами и направилась по росистому придорожному мелкотравью к колодцу за водой.

Агроном Алена Стражникова, услышав поскрип говорливого вала колодца, поднялась с койки. Раскинув руки, сладко потянулась, откинула за спину длиннущие, черные как смоль волосы, а потом с улыбкой поправила подушку в изголовье мужа. «Надо сегодня пораньше прийти в контору», – подумала она.

– Алена, слышь-ка ты, – подойдя к калитке, крикнул дед Ефрем, кайтёсовский почтальон. – Воскресничай сегодня, отдыхай… Саша просил сказать, он один съездит на пасеки.

Рано, без суеты просыпается Кайтёс. До дымной трубы над крышей гуловского дома ушел прогуляться Перун Заболотников за деревню. Он, пожалуй, единственный человек в Кайтёсе, который боится проспать восход солнца, пропустить минуты рождения нового дня. И сегодня, как обычно, шагает он на окраину селения к излюбленному месту – Чум-Кэри.