Ватару с завидным терпением старался попадать в тон теткиного разговора, улыбаясь или выражая изумление там, где это было нужно, хотя одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что ему уже хочется уйти. Пытаясь прервать теткины рассуждения о классической музыке, которым не было ни конца ни края, я под столом-котацу пихнула ее в коленку.
— Извини, Ватару-сан, — сказала я. — Когда разговор заходит о классике, тетю уже не остановить.
— Наоборот, мне очень интересно, — с отменной учтивостью сказал Ватару. — В следующий раз я обязательно хотел бы послушать, как вы играете.
— Ой, правда? — смутилась тетка. — Это сколько же мне теперь нужно репетировать!
В этот момент стенные часы в гостиной показывали восемь часов пятьдесят минут. Поглядев вверх на часы, я встретилась глазами с Ватару. Он незаметно подмигнул мне. Чтобы помочь ему поскорее уйти, я намекнула тетке, что наш приятный ужин окончен.
Ватару поблагодарил тетку за угощение и встал. Она принесла с кухни консервированную говядину в соевом соусе, тушенку, мандарины, яблоки и еще много всякой всячины — все для Ватару, «который на двоих с другом снимает комнату в дешевом пансионе». Пока она складывала все это в сумку, мы потеряли еще минут десять.
— Неприлично такое давать с собой гостям! — в нетерпении воскликнула я, обращаясь к тетке.
— Ничего неприличного, — резко отреагировала она. — Ты, Кёко, не знаешь, как тяжело живется в этих пансионах. Студенты, уехавшие из родительского дома, всегда недовольны тем, как их кормят. Поэтому таким-то подаркам они больше всего и рады. Правда же, Домото-сан?
Ватару с улыбкой согласился и, вежливо поблагодарив, принял из рук тетки продукты, сложенные в бумажный пакет какого-то универмага. Тетка была очень довольна.
Когда я думаю о том, что в тот вечер я в последний раз видела Ватару улыбающимся, меня охватывает мучительное чувство. У него была очень спокойная улыбка. Улыбка юноши с чистой и светлой душой.
После этого я проводила Ватару до конца нашей улочки, и там, как раз в тот момент, когда я собиралась поцеловать его на прощанье, нас увидела та самая девочка-старшеклассница, что жила в доме на углу. Так я его и не поцеловала.
Полицейским расследованием было установлено, что кроссовки сорокового размера, следы от которых были обнаружены во дворе храма Риннодзи, принадлежали Юноскэ Сэки. Кроме того, отпечатки пальцев на сумочке, лежавшей рядом с Эмой, совпали с отпечатками Юноскэ, найденными в чайном домике в Китаяме.
Около часа дня семнадцатого декабря, через три дня после убийства Эмы, Юноскэ вернулся в чайный домик, где был встречен поджидавшими полицейскими, которые потребовали от него добровольно пройти с ними в участок. Тут же на месте он во всем признался.
В этот момент рядом с Юноскэ находился Ватару. С самого утра в тот день шел снег. Посмотрев, как уводят Юноскэ, Ватару вышел из чайного домика и направился прямиком ко мне.
Он пришел, держа под мышкой альбом для зарисовок. Когда-то давно он купил его в лавке художественных принадлежностей, где у нас была назначена встреча. Небольшой, размером с тетрадь, в плотной картонной обложке, с темно-коричневыми тесемками для завязки.
Уголок обложки на альбоме покоробился, намокшие под снегом тесемки безжизненно свисали вниз. Стоя на пороге и нервно перебирая рукой мокрые тесемки, Ватару сообщил мне, что Юноскэ забрали.
Юноскэ забрали. Именно так он и сказал. Механическим голосом, ровно дыша, даже с каким-то подобием усмешки в уголках губ. Входная дверь за его спиной осталась открытой, и через нее было видно, как густо валит снег.
Безучастно созерцая мой растерянный вид, он слегка пошевелил губами, будто что-то сказал. Но я ничего не услышала. Он пробыл у меня не более минуты. Потом откинул назад прядь мокрых волос и тихо ушел.
В это время тетка говорила с кем-то по телефону и не видела Ватару. А если бы увидела, что бы она ему сказала? Промямлила бы что-то неопределенное, мол, слышала, какое несчастье произошло с вашей подругой, и после этого пригласила бы зайти выпить чаю, потому что на улице холодно? Тетка просто обожала Ватару. Если бы всего этого не произошло, она непременно когда-нибудь сыграла бы для него на своем пианино.
В тот вечер Ватару сам явился в полицию и заявил, что Эму убил не Юноскэ, а он, и он же перетащил тело в храм Риннодзи. Всю ночь он продолжал отвечать на вопросы весьма скептически настроенных следователей.
Читать дальше