Януш Леон Вишневский - На фейсбуке с сыном

Подслушивала я также студентку Каролину, двадцати пяти лет, из Щецина. Странная девушка, хочет с сексом подождать до вступления в брак, и у нее теперь серьезные проблемы. Она уже три года встречается с парнем по имени Патрик. Он в Бога не верит и ждать, естественно, не хочет. И когда они занимаются петтингом, Каролина дает слабину и переходит границы дозволенного, а потом о том жалеет и плохо себя чувствует. И каждый раз на исповедь идет. И так уж две или три недели, потому что Патрик парень темпераментный и сдержанности в нем никакой нет. Она душу на исповеди очистит и чувствует себя лучше до следующего раза, а он не за горами: не переступать границы она не в силах. Эту Каролину я тоже перед сном порой слушаю и вспоминаю свои границы: мы с Леоном не могли венчаться, а потому границы я сама устанавливала — глупая была и гордая слишком и через это многих удовольствий себя лишила.

Иногда, так, для рефлексии, слушаю одну замужнюю женщину из окрестностей Познани. Она исповедуется в стремлении к свободе — будто это грех какой. Она хорошая мать, детей любит больше жизни, но женой на поводке быть не хотела. А хотела она иметь время для себя, вечерами читала книги, вместо того чтобы возле мужа сидеть, за ручку его держать и по голове гладить, в театр ездила и даже в оперу в крупные города. А муж не так себе представлял мать семейства, обвинял ее в причудах и непослушании, даже в изменах, совершенно необоснованно, и в конце концов руку на нее поднял. Она же почувствовала себя запертой в клетке, перестала мужа любить и отказывала ему в близости. Он для другой женщины мог бы стать прекрасным мужем, потому как хороший отец и семью свою считает самым для себя святым, хотя и причинил ей боль своим насилием. Вот только она в его понятия о семье не вписывается и рядом с ним счастливой себя чувствовать не может. Слушая ее исповедь, я думала о Леоне: что бы я сделала, если бы он мне свободы не давал. Я знаю одно: на исповедь точно бы не пошла. А у нее-то, у этой замужней, как стало ясно, не только в свободе дело. У нее муж неделикатный, он ею как женщиной злоупотребляет, использует для своего только удовольствия, быстро и часто, а она хотела бы романтикой интимные отношения окружить.

Это перед Пасхой было, сыночек.

А на днях случилось у нас тут, в аду, свое 11/09/01. Хотя сейчас и не сентябрь, а май, и случилось это — первого мая 2011 года. 01/05, значит. Утром началось: загудели на весь ад сирены, а это бывает разве что в начале или конце мировой войны.

Усама к нам прибыл. Усама Бен Ладен собственной персоной.

Раком изъеденный. Но очень наш. Прежде всего, конечно, благодаря 11 сентября 2001 года, когда он свой грех соделал, с тех пор его в аду и ожидали. Некоторые приверженцы другой религии хотели памятник ему при земной жизни поставить — мол, все равно к нам прибудет, чего ждать-то? Но это было против идеологии ада. Гитлеру при жизни памятников не ставили, Сталину не ставили — так почему Усаме вдруг ставить? Он убил-то всего три с небольшим тысячи людей, а то, что сделал это более театрально и зрелищно, чем Сталин или Гитлер (что у нас в аду, конечно, ценится) — так не надо забывать, что прежде технологи другие были. И Си-эн-эн не было, и интернета. Около печей крематория Освенцима камер телевизионных быть не могло по техническим причинам. Ватикан имеет свои энциклики, ад — свои. От теории энциклики до практики энциклики в Ватикане проходит порой не одна сотня лет, почему же в аду должно быть иначе? Ад во многом на Ватикан ориентируется, чтобы ничего нового-то не выдумывать.

Ислам в аду представляет собой большую проблему, потому что у исламистов большой процент избирателей, а это сказывается на результатах выборов. Но пока исторический фактор действует, его никто не отменял, традиция плюс математика. Исламу-то тысяча триста лет, а христианству — больше двух тысяч, то есть, по мнению христиан, ислам находится в своем развитии примерно на уровне средневекового католицизма — времен инквизиции и костров. Костров, на одном из которых сожгли, к примеру, Джордано Бруно, когда он посмел мыслью выйти за пределы коперниковой солнечной системы и в своей космологической теории предположил, что Солнце — всего-навсего одна из подобных звезд и что во Вселенной могут быть и другие разумные цивилизации. Ну, такую грешную и вредную идею Церковь, конечно, оставить без внимания не могла. Подобные мысли были объявлены ересью, а их автор, не проявивший должного раскаяния и не отказавшийся от своих завиральных идей, сожжен на костре. Совсем ведь недавно — в феврале 1600 года. Я иногда недоумеваю: как нашему-то Копернику этой участи удалось избежать? Хотя показательно, что когда в 1829 году в Варшаве было торжественное открытие памятника ему и многие люди собрались воздать честь и хвалу торуньскому астроному — в этой огромной толпе не оказалось ни одного католического священника. Но это я так, к слову.