Ирина Волчок: Все люди — хорошие

Да что это с ним? Он всегда добивался своего, он не рафинированный мальчик, он бывал в таких передрягах, что если кому рассказать — не поверят. Он что, не переупрямит девчонку? И вообще, при чем здесь упрямство? Она его любит, он не может ошибаться, это она растерялась просто, от неожиданности. Еще Вовчик, идиот, фестиваль ей вчера устроил. Как же это он забыл? Конечно, у нее просто стресс. Не надо сейчас с ней говорить на серьезные темы, наоборот, пусть отвлечется.

Николай Георгиевич устроился в седле, закурил и поехал к дому.

Дома его ждала Людмила. Бледная до синевы, с черными кругами под глазами, решительная. Игорь умудрялся хромать по кухне бесшумно, заваривал кофе. Наташки в кухне не было. Они поздоровались, Николай Георгиевич сел напротив племянницы и стал ждать.

— Мы домой едем, — сказала она.

— Мы — это кто? — уточнил он, уже понимая, что эта дурочка опять простила своего мужа. Закопать его, правда, что ли? Как в дурацких боевиках: привезти на какую-нибудь свалку, дать в руки лопату, сказать: копай. Когда выкопает яму, повернуться и уйти. Плюнуть еще можно. Говорят, очень действенная воспитательная мера. Он размечтался и пропустил начало.

…Как он не понимает, человек близок к самоубийству, это уже не раскаяние, это просто патология, она всю ночь не спала, рядом просидела. Если привычный жизненный уклад не вернуть, все может закончиться очень плохо. И ключевой момент здесь — Наташа. Владимир должен быть уверен, что она его простила, что поняла, что на него просто затмение нашло. А дядя Коля знает, что если человек на это решился, то за ним не уследишь? Он понимает, что она рискует остаться вдовой в двадцать восемь лет? И какой вдовой — вдовой самоубийцы!..

Николай Георгиевич хотел сказать, что не повесится Вовчик никогда, не тот характер, а уж если соберется, то пусть выбирает трубу потолще и веревку покрепче. Чтобы, значит, жирную задницу выдержала. Вместо этого спросил, представляет ли она себе, каково Наташе вернуться в их дом?

Наташа согласна, она, Людмила, уже все выяснила, Наташа тоже понимает, какая у Володи душевная травма, как важно сейчас вместе помочь ему справиться с последствиями стресса. И потом: когда они спокойно, нормально вернутся все вместе домой, можно будет все скрыть от Андрюшки… Ну, съездили в гости, ну, вернулись, он забудет через день.

Забудет что? Что его отец урод и подонок, которому наплевать на жену? Не говоря уже… Он сидел, слушал повторяющиеся аргументы и понимал, что хочет послать племянницу северным загибом. Тройным. Никогда вслух произносить не пробовал. И дело тут было вовсе не в его сегодняшнем неудавшимся объяснении в любви. Он не мог, просто физически не мог отпустить Наташку, позволить ей уехать. А уж тем более — туда.

— Нет. — Он сказал это так категорично, как будто ему предложили нечто совершенно невообразимое: продать родину, бросить мать, ударить женщину или ребенка.

— Что нет, что нет? Ты вообще меня слушаешь?

— Я поеду, Николай Георгиевич. — Наташка уже переоделась и явно ждала окончания их разговора. Он не слышал, как она вошла.

— Ты не можешь… — он хотел сказать «бросить меня», но она перебила:

— Простите меня, мы все уже решили.

Это было настолько окончательно, что его как заморозило. Они собрались быстро. Андрюшка, вволю покатавшийся на Зоське, подбежал поцеловать его на прощание. От Андрюшки крепко пахло лошадью, переодеть его для прогулки они с Наташкой как-то не додумались. Женщины терпеливо ждали, Наташка опять смотрела куда-то в сторону. Он услышал свой голос как бы со стороны:

— Наташа, ты уверена?..

— Да, — ответила она, так и не взглянув на него.

Когда за ними закрылась входная дверь, к столу подошел Игорь. Помолчал, повздыхал, сочувственно сказал:

— Слышь, Коль, я чего думаю: выпить бы тебе надо. Водочки, стаканчик. А?

Николай Георгиевич не ответил, даже не взглянул в сторону Игоря, встал и пошел в спальню. Там он лег на ту половину кровати, где сегодня — сегодня? — спала Наташка, и уставился в потолок. Выпить, конечно, хорошо бы, только не поможет, он знал. А еще знал, что при Игоре пить нельзя. Ни к чему. Его одежда, та, которую она носила сегодня целое утро, лежала на краю кровати, аккуратно сложенная. Он взял свою — ее! — футболку, скомкал и прижал к лицу…

В такси по дороге к дому Людмила и Наташка молчали. И так все ясно. Водитель все время принюхивался к лошадиному запаху, которым пропиталась одежда Андрюшки, но спросить, чем это так странно пахнет, не решался. Пассажиры явно ехали то ли с похорон, то ли на похороны — не следует им глупые вопросы задавать. Да и заломил он за эту поездку из города в деревню, потом в другую деревню, а потом еще и обратно… Много заломил, недельную зарплату. Поэтому пусть пахнут чем хотят.